...Дальше шло перечисление фамилий, среди них и моя фамилия, а остальные фамилии я забыл. Потом — просьба сообщить семье и адрес семьи. Затем шла подпись и число, которого я не помню, кажется, это был даже 44-й год.
На полях были ещё две приписки, сделанные разными лицами, разным карандашом и, очевидно, в разное время. Одна — выражала надежду, что, может быть, Залилов ещё останется жив. Другая, очень безграмотная, была враждебного содержания к советской власти и говорила, что „вашего Джамбула“ (по неграмотности писавший спутал фамилию „Джалиль“ с фамилией „Джамбул“) уже нет в живых.
Красноармейцы из подразделения, приславшие этот листок, писали, что они ознакомились с его содержанием и поклялись отомстить за смерть писателя Залилова...» 1.
Записка, найденная в Моабите, свидетельствовала не только о том, что М. Джалиль попал в плен, но и о том, что в фашистских лагерях происходили значительные события, война продолжалась и в кандалах. «Было горько и тяжело узнать, что Джалиля больше нет; было радостно, что Джалиль остался борцом и в фашистском застенке» 2, — писала А. Джалиль.
Однако испытания А. Джалиль были ещё впереди. Вскоре в Казань стали приходить стихи М. Джалиля. Начали просачиваться сведения о том, что гитлеровцы создавали национальные по составу легионы с целью использования их против СССР, что М. Джалиль имел отношение к легионам «Идель — Урал» (Идель — по-татарски Волга). Выверенных фактов почти не было, их предстояло ещё найти, собрать, исследовать. Пока что несомненны были стихи — они убеждали, доказывали, заставляли поверить.
В 1946 году в Татарский союз писателей был передан обёрнутый мягкой красной бумагой маленький блокнот со стихами Джалиля. На обложке — адрес жены поэта в Москве и адрес Татарского союза писателей. Тексты стихотворений написаны арабским шрифтом.
На последней страничке блокнота Джалиль обращается к «другу, который умеет читать по-татарски и прочтёт эту тетрадку». Он сообщает: «Это написал известный татарскому народу поэт Муса Джалиль. Испытав все ужасы фашистского концлагеря, не покорившись страху сорока смертей, был привезён в Берлин. Здесь он был обвинён в участии в подпольной организации, в распространении советской пропаганды и заключён в тюрьму. Наверное, его присудят к смертной казни. Он умрёт. Но у него останется 115 стихотворений, написанных в заточении. Он беспокоится за них... Если эта книжка попадёт в твои руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги и после войны сообщи в Казань, выпусти их в свет, как стихи погибшего татарского поэта. Это — моё завещание» 1.
Человека, принёсшего стихи, «ни о чём не успели расспросить, ни кто он такой, ни имени, ни адреса» 2, — пишет Г. Кашшаф. Впоследствии он и установил, что это был Нигмат Терегулов. Н. Терегулов умер на следующий год (1947), «и узнать, как была спасена первая (счёт ведётся по времени поступления в Казань, в Союз писателей. — Р. Б.) Моабитская тетрадь, какими путями она была доставлена на Родину, уже не представлялось возможным» 3. Но усилия долгих лет дали плоды: удалось установить, что эту самодельную тетрадку ему вручили во Франции с просьбой сохранить. Н. Терегулов, видимо, любил эти стихи, он их многократно переписывал. Н. Терегулов сражался с гитлеровцами во Франции, уцелел. Сохранил и тетрадь, привёз на родину, отнёс по указанному адресу. Отнёс — и ушёл. Он не ждал благодарности. Он выполнял долг чести. Да и кому интересен тогда был военнопленный, злой судьбой кинутый в легион, убежавший во французское Сопротивление, человек такой трудной жизни; он сам понимал, что его судьба не укладывается в официальные нормы 1946–1947-го годов.
Вторая тетрадь, написанная — в отличие от первой, где алфавит арабский, — латинскими буквами 4, поступила в Казань из советского консульства в Бельгии в 1947 году. Она, как и первая, умещается на ладони.
Первая — в красноватой полупрозрачной обложке, вторая — обёрнута в тонкую серую картонную бумагу. На серой тетрадке написано по-немецки: «Taschenbuch für deutsches-türkisch-russisch Wort und Gedicht» (Карманный словарь для немецких-тюркских-русских слов и стихотворений). Ниже стоят слова, написанные по-татарски: «Муса Джалиль. Стихи и словарь. 1943–1944». Словаря там нет. Все эти пометки сделаны с целью дезориентации в случае обнаружения тетрадки. Блокноты сшиты из разной бумаги. На некоторых листках стоит типографский штамп Feldpost (полевая почта). Большинство листков не имеет этого штампа.
1
Перевод мой — по оригиналу. Свои переводы этого текста есть в книге Г. Кашшафа, Р. Мустафина, каждый в чём-то отличается от другого — синонимом, построением фразы.
2
Кашшаф Г. По завещанию Мусы Джалиля. Перевод с татар. Р. Хакимова. Под ред. Н. Г. Юзеева. Казань, Таткнигоиздат, 1984, с. 131.
4
На первый взгляд кажется странным, что блокноты написаны разными алфавитами, что Джалиль не писал русским шрифтом. Но это объясняется просто. С глубокой древности татары писали арабским алфавитом. На рубеже 1920–1930 гг. он был заменён латинским. Перед войной был введён русский алфавит. Для Джалиля привычным остался арабский. Латинский он употреблял редко, видимо, в данном случае, писал для человека, владевшего именно им. Довоенные его рукописи в большинстве написаны арабским шрифтом.