Пишет он и на родном языке. Ещё недавно в письме из Мензелинска он сообщал: «...те стихи, что я успел написать, — дневникового, личного характера» 2. Среди этих «частных» вещей были и стихи, посвящённые жене, дочери, стихи, где личное слито с общественным, где война получала достаточно реальное раскрытие. Тогда Джалилю, видимо, казалось, что высокопарная патетика стихотворения «Против врага» оправданнее. Ныне Джалиль меняется, он начинает понимать: нужны произведения иные. В своём письме, не лишённом лаконичности, обусловленной как сдержанностью, так и нежеланием раскрывать положение на фронте, он пишет Г. Кашшафу: «Я целиком разделяю твою точку зрения о нашей поэзии. Спасибо за советы. Буду руководствоваться ими в своей поэтической практике. Да, больше надо писать о живых героях, с показом их живых черт. Поэт К. Симонов в этом отношении делает успехи. Я в моей теперешней обстановке браться за большие, крупные, капитальные вещи (поэмы, повести, пьесы) не имею возможности... Я часто бываю не только свидетелем, но и участником кровопролитных боёв с захватчиками. Поэтому я сейчас ограничиваюсь фронтовой лирикой, а за большие вещи возьмусь после победы, если останусь жив. Но, по-моему, фронтовая лирика тоже важный и нужный жанр, именно сейчас» 1.
Во фронтовой поэзии Джалиля преобладают эпизоды военной жизни. Поэт рассказывает о разведке («Язык»), о буднях больничной палаты («Госпиталь»). Его занимает и судьба оккупированной Украины («Братство»), партизанская война («Мост»). Он мечтает об освобождении захваченных фашистами стран («В Европе весна»). Но, конечно, его — военкора, поэта — больше всего интересуют те люди, бок о бок с которыми он ходит в атаки, коротает ночи в окопах. Стихи Джалиля становятся в ряд с той поэзией фронтовых будней, которая заняла главное место в советской литературе Отечественной войны, с поэзией А. Твардовского, К. Симонова, А. Суркова. Вот стихотворение «Перед атакой». Бойцам прислали откуда-то из тыла шампанское. И они вспоминают родных, друзей, любимых, думают и об атаке, которая им предстоит.
Мысли солдат часто летят домой, возвращаются к минутам встреч, расставаний.
Слёзы жены в представлении поэта становятся священными слезами отчизны, горькими народными слезами... Они зовут к мести врагу, напавшему на страну. Ненависть к фашистам делает глаза поэта зоркими, слова — сдержанными. В лаконичных строках стихотворения «След» с обжигающей сердце силой выражена жестокость врага:
Джалиль видит пожары и разрушения, смерть женщин и детей. Картины фронтовой жизни как бы целиком переносятся в поэзию, обретающую убедительность реальности. Глубоко взволновала поэта гибель санитарки, любимицы солдат.
Поэт не хочет видеть девушку мёртвой. Она должна была жить, радоваться.
Поэзия Джалиля начала мужать. Поэт связывает это не только с тем, что он на передовой. Напоминая о том, что Советская Армия к лету 1942 года уже добилась известных успехов, Джалиль констатирует в письме Г. Кашшафу: «Отечественная война сделала поворот и вызвала новый подъём в моём творчестве. Не правда ли? (Это несмотря на то, что я на фронте и имею мало условий.)» 1