Это было его последнее письмо. Оно датируется 3 июня 1942 года. Поэт обещает в нём прислать вскоре десять — пятнадцать стихотворений и песен, просит запланировать в издательстве второй сборник. Но эти стихи он уже не прислал. Через пять-шесть лет в Казань придут моабитские тетради; в числе стихотворений, записанных М. Джалилем на их страницах, будут и те, что были созданы на Волховском фронте или же основаны на драматических событиях, имевших место во Второй ударной армии. Фронтовые стихи составляют немалую часть моабитских тетрадей. И в этом есть закономерность: стихи, написанные в боях, и стихи, созданные в лагерях и тюрьмах, говорят об одном — о битве с врагом.
М. Джалиль прибыл в редакцию газеты, когда окружение уже было неминуемым. «Фронтовые события всё время обострялись, связь с тылом была плохая, можно сказать, её не было, — вспоминает Н. Родионов в беседе с Г. Кашшафом. — И с продовольствием обстояло очень плохо. Муса пришёл как раз в это время. Его добровольный приезд был удивительным. К нам уже никто не прибывал» 2. С 22 июня 1941 года М. Джалиль рвался на фронт. Судьба отпускала ему время на размышления о наилучшем употреблении своих дарований, он всегда помнил, что он татарский поэт 3; Джалиль не расставался с надеждой попасть в татарские части, однако рвался на передовую: и в Москве, отправившись с резервистами на Волховский фронт, и в Малой Вишере, отбыв в редакцию в дни сжимавшегося окружения. Путь его прям как летящая стрела: он ввергает его в центр сражения и на передовой, и в окружении, и в последующих трагических событиях. Приехав в Малую Вишеру, он сразу отправляется на передовые линии. «Поездка была трудная, опасная, но очень интересная. Был всё время под обстрелом. Три ночи почти подряд не спал, питался на ходу. Но видел многое» 1. В этих «поездках» проходит его время до назначения «литератором-инструктором» (странное наименование, отмечает в одном из писем М. Джалиль) в газету «Отвага». А письма из «Отваги» — это тщательно продуманные письма из окружения. В последнем письме он замечает: «Уже темнеет. А здесь в лесу ночью обычная жизнь прекращается, начинается другая, таинственно-боевая жизнь... У нас сейчас кругом идут жестокие бои. Крепко дерёмся, дерёмся не на жизнь, а на смерть». Письмо это завершается так: «Ну, пока, дорогой друг! Много писал. А слов ещё больше осталось. Предстоят серьёзные бои с опасным врагом. О результатах напишу. Пока. Крепко обнимаю» 2. Таков характер: ясный, твёрдый, надёжный, светлый, жизнеутверждающий. Таков человек: сильный и немногословный.
Положение на фронте было тяжёлым.
Волховский фронт, входящая в его состав 2-я ударная армия имели задачу спасения Ленинграда от блокадного кольца. Наступление готовилось зимой. Дорог не было. «Широкий манёвр исключался. Ко всему ко прочему мы не имели возможности облегчить наступление какими-либо тактическими мероприятиями. О внезапности не могло быть и речи. Противник знал о предстоящем наступлении и приготовился к встрече» 3. Такова была оценка положения маршалом К. А. Мерецковым. Наступление шло по линии Любань — Волосово, шло тяжело. Уже в середине марта в районе Мясного бора была отрезана 2-я ударная армия, она сумела сохранить лишь отдельные дороги, удерживала их до конца апреля — начала мая. П. А. Чипышев писал Г. Кашшафу, что вся 2-я ударная расположилась на дорогах, ведущих из окружения. Условия были нечеловечески тяжелы. Самолёты с воздуха сбрасывали питание и боеприпасы, они зачастую оказывались на вражеской территории. Свирепствовал голод. Фашисты забрасывали минами, бомбами скопления наших войск у дорог. «Около узкоколейной железной дороги сконцентрировалось почти 12 тысяч раненых и больных. Одними самолётами отправить их в тыл было невозможно... Не хватало перевязочных материалов для раненых. Судьба их была ужасной. Позднее, когда ворвались немцы, тех, кто мог ходить, уводили в сборные пункты, остальных расстреливали из автоматов, забрасывали гранатами. После окружения положение ещё и ещё ухудшилось. В день выдавали 40–100 граммов сухарей и 100 граммов конины. Куда бы ни попадали бомбы, они находили людей» 1. И всё же многомесячные, невероятные по тяжести и потерям бои продолжались. До конца мая идут бои в районе Мясного бора, где наши части попадают в «мешок». И в сплошном окружении бои длятся весь июнь. Сражения показали высочайшие человеческие качества бойцов и офицеров. Они же выявили, что есть и уроды: тяжесть положения была усугублена «трудностью и бездействием командующего 2-й ударной армии генерал-майора А. А. Власова, который, боясь ответственности за поражение армии, изменил родине и добровольно перешёл к гитлеровцам» 2. А оставшиеся в живых солдаты и офицеры, чьи свидетельства собрал Г. Кашшаф, единодушны: никто из них «не знал ни одного случая перебежки на сторону врага» (П. А. Чипышев). Командир одной из частей, брошенных в один из многих прорывов, признавался: «Таких храбрых солдат я не видел. Из 800 осталось 81, остальные полегли на поле боя» 3.
3
В одном из писем Г. Кашшафу он говорил: «Но я татарский писатель. Мне трудно в русской печати работать. Я как писатель там мёртв» (см.: Джалиль М. Красная ромашка, с. 464). Мотив этот проходит через все его письма военной поры.
1
Воспоминания П. А. Чипышёва, Г. Хафизова и других. — См.: Кашшаф Г. По завещанию поэта, с. 124–126.
2
История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945, т. 2. М., Воениздат, 1961, с. 470.