Р. Мустафин, активно продолжив поиск Г. Кашшафа, поехал в Малую Вишеру. Его описание волховских болот, встреч с местными жителями, в особенности с путевым обходчиком Николаем Орловым, полностью подтверждает и рассказы воевавших там, и позволяет полнее воспринять и поэзию, и судьбу М. Джалиля. Ни одно из свидетельств ни Н. Орловым, ни Р. Мустафиным не отвергается: группы бойцов и офицеров многократно предпринимали попытки взломать окружение и выйти к своим. Бои возникали и в процессе передвижения: в лесах и болотах немцы и наши противостояли друг другу, схватки, то скоротечные, то длительные, возникали повсюду. И далеко не все бои и попытки прорыва увенчивались успехом. Надо было идти от боя к бою. Свидетельства не были отвергнуты и потому, что Р. Мустафин и Н. Орлов нашли подтверждение всем трём боевым эпизодам. Они нашли болото, описанное А. Русских, нашли детали, подтверждающие его рассказ. Они нашли и отброшенные взрывом пишущие машинки и рассыпанный в траве типографский шрифт, искорёженные взрывами редакционные машины, узнали места, описанные М. Джалилем С. Ганееву. Подтверждались и данные Н. Панькова. Убеждали и сами сохранившиеся и доныне приметы чудовищно тяжёлой битвы, которая разыгралась здесь в 1942 году.
В 1944 году, когда советские войска развернули наступление и в этом краю, они обошли эти полуболота и полулеса. И не только потому, что тут не пройти ни человеку, ни машине, но и потому, что и дороги, и деревни, и пахотные земли, и леса, и болота — всё было заминированным.
Н. Орлов, придя после эвакуации в эти леса и болота, увидел поваленный, поломанный лес почти без листьев (дороги 2-й ударной армии, ставшие кладбищем военной техники — орудий, танков, автомашин). И тысячи скелетов с остатками обмундирования. Местные жители обходили эти места, боясь мин.
В этих местах пытались заготавливать лес — и отказались от этого намерения, металл сидел в древесине. Орудия, машины постепенно вывезли на металлолом, но повсюду остались гильзы, каски. Воронки — одна за другой — залитые гнилой водой. Внимательный глаз всюду находит то цинковые ящики с патронами, то уцелевшие рации. Много снарядов, мин, гранат. «Гиблое, гнилое, проклятое богом место» 1 — вспоминает Р. Мустафин. Трясина, чахлые деревья. Бурая ржавчина, гниющие стволы. И нескончаемый комариный звон. Это Волховские болота. До сих пор слышны глухие взрывы — сапёры продолжают разминирование. Советские люди со всей страны пишут Н. Орлову, просят помочь найти без вести пропавших родных. И он помогает. Память о великом мужестве воинов отчизны хранят и люди этих мест. К слову, М. Джалиль — почётный член поэтического клуба «Зарянка» в Малой Вишере. Школы города проводят вечера поэзии М. Джалиля, устраиваются общегородские дни поэзии. «С честью имя родное носить — по-джалилевски значит жить» 1 — таков девиз устроителей и участников поэтических торжеств в Малой Вишере. И Н. Орловым, и заведующей читальным залом районной библиотеки Т. В. Опариной, и их товарищами движет долг перед памятью павших, перед памятью месяцами боровшихся с гибелью воинов, долг перед живыми, теми, кто хранит их заветы и несёт их в будущее.
2. ПРОСТИ, РОДИНА!
От Волховского фронта, от долины смерти, как называют местные жители болота и леса, где сражалась 2-я ударная армия и где М. Джалиль был взят в плен, пролегает его дорога от лагеря к лагерю, от тюрьмы до тюрьмы, до Плетцензее.
Логика дальнейшей жизни и поступков М. Джалиля обнажённо очевидна: он ищет возможности вновь воевать, он перебирает варианты путей к борьбе и сохранения себя, своего достоинства, сбережения сил для схватки, которая может стать последней. И в этой подневольной жизни, и в этой борьбе были варианты, у М. Джалиля — одни только лишь героические. Мог быть сделан шаг просто навстречу гибели — для этого достаточно было покинуть строй, лечь на землю. Потому не надо упрощать путь М. Джалиля. Он всегда оставался, этот путь, восхождением к свободе, свободе своей, а, стало быть, и родины.
Он был неразрывен с риском неизбежной смерти. Плен учил новому искусству жизни; новизна его в том, что надо было жить для отчизны в таких условиях, которые сами по себе уже были неприемлемы. Надо было жить так, чтобы сохранить честь, достоинство, совесть и суметь отыскать наиболее нужный родине путь борьбы. Это могла быть и смерть; её надо было принять так, чтобы путь твой собственный и путь твой как сына родины подтвердили честь и величие родины. Это могла быть и борьба, если бы для неё возникли хоть сколько-нибудь благоприятные обстоятельства. В любом случае от человека требовалась великая сила. Она оказалась у М. Джалиля. Менялись ситуации, менялись способы, формы схватки, неизменно одинаковым оставался поэт: непоколебимо, ненарушимо верен он воинской клятве, своему долгу перед родиной. Испытания выявили глубокий историзм его сознания, прочность опоры на благородные национальные традиции, убеждённость в верности общечеловеческих идеалов, в великом предназначении революционной борьбы многонациональной советской страны.
1
Цит. по письму Т. В. Опариной в издательство «Советская Россия» — март 1968 г., письмо хранится у автора книги.