Как видим, традиционные представления о цикле не подходят к моабитским стихам. Если судить по этим представлениям, стихи эти лишены элементов, необходимых для того, чтобы называться циклом. Однако сами эти представления во многом устарели.
XX век разрушил многие, бывшие прежде незыблемыми, законы поэзии, открыл ей пути нового обогащения. И в этом смысле моабитские стихотворения представляют собой характерное для мировой поэзии явление.
Единство моабитского цикла — в цельности нравственно-идейного облика автора, его мировоззрения. Моабитские тетради воспринимаются как единое повествование, где каждое стихотворение — новая, своеобразная глава. Этому не мешает и «непохожесть», подчас даже контрастность произведений, стоящих рядом. Смысл и значение каждого из них не могут быть до конца поняты, если читать их порознь, отделять одно от другого. Тогда в них исчезнет множество оттенков. Осознать всю глубину содержания моабитской поэзии можно, только рассматривая её как нечто целостное.
Сатирическое осмеяние обывателя соседствует с мотивами тоски и гнева, жажда воинской схватки с врагом приходит на смену словам нежной любви к детям, шутка уступает место описанию мрачного тюремного быта. Так создаётся огромное полотно, дающее читателю возможность увидеть большой мир.
Разнообразие тем, жанров моабитского цикла отмечалось в критике. Прав был М. Луконин, говоря, что «в моабитских стихах удивительно широк диапазон тем и мыслей» 1. Б. Рунин, поражаясь многообразию произведений Джалиля, широте их тематики, никак не ограниченной рамками плена, писал: «Зачастую вы не обнаружите никаких прямых или даже отдалённых соответствий между содержанием того или иного стихотворения Джалиля и обстоятельствами... Правда, при внимательном чтении эта ассоциативная ниточка всё же угадывается... А иногда эту ниточку и искать бессмысленно. Её мог бы проследить сам автор, и никто другой» 2.
Откуда же возникло это разнообразие?
Джалиль нравственно вырос в испытании. То, что было заложено в нём в годы довоенные — в детстве, отрочестве, в дни возмужания, — проявилось здесь с особенной яркостью. Вера в человека и народ, любовь к отчизне и уверенность в её будущем. Гуманизм татарской культуры, ощущение причастности к судьбе человечества, отсюда вера в победу, гнев и неудержимая ярость, ненависть к врагу породили острую публицистику. Соприкоснувшись с низостью, поэт глубже оценил благородство. Отсюда его презрение к малодушию.
Ключом ко всей моабитской поэзии является то, что в период Великой Отечественной войны Муса Джалиль отчётливо увидел общность своей судьбы и судьбы народной. С небывалой силой заговорил в Джалиле поэт — и отсюда неисчерпаемое жанровое, стилистическое богатство его художественной палитры. Мощь его таланта укрепилась вместе с упрочением идейно-нравственных связей с народом.
Никогда доселе не раскрывал Джалиль так глубоко, так безбоязненно все особенности своего характера, все оттенки своего мировосприятия. Никогда не говорил с такой уверенной непосредственностью и убеждённостью от своего имени. Чем больше он раскрывал себя, тем больше он раскрывал думы народа. Народ и поэт слились в творчестве Джалиля в одно неразрывное целое.
2. ОТ СМЕРТИ К ЖИЗНИ
В докладе на собрании писателей Татарии, произнесённом в декабре 1940 года, Джалиль приводил строки одного татарского литератора:
и обрушивался на них за то, что поэт «...не изучает сложности жизни и людских чувств; не проникает в тему со свойственной людям творчества пытливостью и упорством» 1. М. Джалиль отвергал бездумную лихость процитированных строк и звал товарищей по перу к глубокому проникновению во внутренний мир человека.
В довоенной поэзии Джалиля почти не было трагических мотивов, хотя Джалиль сам не раз сталкивался со смертью. Трупы расстрелянных белоказаками рабочих лежали на улицах Оренбурга во время боёв за освобождение города. В голодный 1921 год мёртвых не успевали хоронить.
Мысли о смерти приходили к Джалилю и позднее. Амина-ханум рассказывает, что зимой 1938 года Джалиль серьёзно заболел. Началось с простуды, потом неожиданно отнялись ноги. Опасались паралича. Долгие недели поэт лежал прикованный к постели. Но в марте 1938 года Джалиль уже осторожно ходил, с опаской присматриваясь к ногам. Вскоре от немощи, от мыслей о смерти не осталось и следа.
1
Джалиль М. В борьбе за высокое качество. — Совет эдэбияты, 1941, № 1–2, с. 115. (На татарском языке.)