Путники, застигнутые бураном, заворачивают в первый попавшийся дом. И находят уют деревенской избы, крепкий чай. Их встречает луноликая красавица. И поэт пишет:
Вскоре буран затих, на небе показалась луна. Путники отправились дальше, но они не в силах забыть красавицу, встреченную ими в избе.
Поэт — за счастье, а оно же — хочешь не хочешь — ждёт на незагаданных дорогах, трудности, испытания неизбежны. Так пусть они будут, было бы счастье.
Слова «счастье» и «борьба со смертью», казалось бы, имеют между собой мало общего. Но Джалиль поставлен в такие условия, когда дорога к жизни, к счастью лежит через преодоление смерти. Покорность смерти, безропотное ожидание её были бы для него равносильны гибели. Борьба со смертью, смелое выступление против неё стали для поэта единственно возможной формой жизни. Но состояние поэта переменчиво. Непереносимая боль и ужас заставляют содрогнуться, мир погружается во мрак. И бесстрашный воин стоит в ужасе и перед ниспосланной ему судьбой, и перед жалкой участью человека, обречённого фатумом.
Вся глубина переживаний Джалиля с большой трагической силой обнажается в стихотворении «Последняя обида». Невыносимый ужас лагерного и тюремного бытия вырывают из уст поэта страшные и, казалось бы, непредставимые в устах неисправимого оптимиста слова проклятья всему сущему:
Последней откровенностью древних мифов, кощунственной библейской обнажённостью веет от этих невозможных слов. Гимн любви соединяется со смертной болью.
Родная земля не примет праха сына.
Много раз М. Джалиль видел смерть в лицо. Встреча с ней многократно описана им. Известно, как встретил смерть М. Джалиль — с улыбкой.
Джалилевские суровые солдатские строки оплачены жесточайшей тоской и мукой, они подтверждены дружеской улыбкой товарища у гильотины.
3. В ДОМЕ ШИЛЛЕРА
Взгляды М. Джалиля на мир и его судьбы, на взаимоотношения народов претерпели с началом войны, на фронте, в лагерях и тюрьмах значительную трансформацию. Открытость поэта революционной борьбе юных лет порождена ожиданием мировой революции, максимализм двадцатых — желанием приблизить социальную однородность людей как примету их единения. Глубоко искренние, но не лишённые умозрительности, эти представления в огне отечественной обретают плоть и кровь. Поэтическим сердцем, а не логикой мыслителя, интуицией, а не размышлением — постигает их М. Джалиль. В нём зреет понимание общечеловеческого, общеисторического смысла борьбы своей и товарищей своих.
Муса Джалиль, брошенный в горнило массовых убийств, узнавший тоталитаризм и в его военном и в цинично-бюрократическом государственном облике, понял уроки и смысл войны против фашизма, историческое её значение. Фашизм предстал не просто политическим противником, не просто выявлением сути государства-агрессора. Он увиделся М. Джалилю угрозой уничтожения, нависшей над миром, над бытием.
Смерть, трактовавшаяся им как препятствие на пути освобождения родины, как помеха, воспринимается иначе; это попытка остановить историю человека. Гитлеровская военно-бюрократическая машина представляется М. Джалилю при всей её мощи, организованности, всесилии, всемогуществе исторически обречённой, комплекс фашистских моральных норм — патологическим. Люди, борясь с гитлеризмом, по существу, борются с самой смертью в её историческом понимании: фашизм посягал на прогресс человека и человечества.