— За такое дело все в милицию угодим, — уверенно сообщил Саня Волков. — Доказывайте потом, что для науки старались.
— Не насовсем ведь, а на время поросеночка-то… — сказала Вика.
— На время! — возмутился Сережка. — Думаешь, крокодил на него любоваться будет, когда сыграет в колодец?
— Вы это кончайте! — взволнованно потребовал Джонни. — Поросенок — еще ребенок, его джрать нельзя.
Вика с некоторым сожалением посмотрела на друзей. Словно хотела сказать: «Я-то думала, что вы умные…»
— Зачем его жрать? И в колодец зачем? Его всего-то на пять минут надо. Я возьму у Дона Педро магнитофон, поросеночек повизжит, мы его на пленочку запишем. А магнитофон уж пусть визжит без перерыва или, когда надо, включается. Это Борис и Стасик сделают…
С минуту компания молча обдумывала план. Он со всех сторон казался простым и гениальным. Действительно, поросенка отдавать на съедение не надо, пусть повизжит — только и всего. У него и у хозяина от этого ничего не убудет. Крокодилу все равно: визг-то натуральный поросячий, хоть и на пленке. Жрать магнитофон он не станет — несъедобно. Вот только как отнесется к этому Дон Педро?
— А я и спрашивать не буду, — сказала Вика. — Дон уже и не занимается им, запихал в шкаф на верхнюю полку. Он теперь каждый вечер в клуб на танцы бегает, влюбился, наверно… Я магнитофон вытащу, а футляр оставлю, будто все в порядке. Он и не заметит.
— Ну давай! — решил Сережка. — А кто пойдет за Нуф-Нуфом?
Пошел, конечно, Джонни. Как самый изворотливый и хитроумный. Он взял у Дориных мешок из-под картошки и проник во двор к старику.
По всем расчетам старик должен был находиться на работе. В это время он всегда торговал вечерними газетами в киоске у вокзала. Его тонкоголосую скороговорку знали все жители городка. «Граждане, газет-чку! Газет-чку, граждане!» Старика поэтому так и звали — Газетыч.
В свободное от торговли время Газетыч копался в огороде и воспитывал Нуф-Нуфа. Вместе со стариком жила взрослая дочь и ее муж. Они тоже любили копаться на грядках. Но днем они работали, а возвращались поздно. Никто не мог помешать Джонни похитить Нуф-Нуфа, а потом подсунуть обратно. Джонни боялся только одного: вдруг сарайчик окажется на замке.
Но и тут ему повезло: дверь была заперта на щеколду с просунутой в петлю палкой.
Окинув двор взглядом ковбоя и разведчика, Джонни скользнул к двери и освободил щеколду. Потянул дверь. Она открылась тяжело, но без скрипа. Джонни мягким шагом переступил порог.
«Ух-ух… Хря-хря…» — раздалось в углу. Круглый Нуф-Нуф поднялся с подстилки и добродушно заковылял к Джонни. Он был еще не опытен и не знал о людском коварстве.
Неуловимым пиратским движением Джонни вытянул из-под матроски (изрядно уже перемазанной) мешок.
— Иди сюда, мой хороший. Иди, я тебе животик почешу…
Нуф-Нуф приятельски хрюкнул и подошел вплотную. Джонни подмигнул ему, сел на корточки и попытался осторожно надеть мешок на свою добычу.
Он не сделал Нуф-Нуфу больно. Ни капельки! Но у того, видимо, с мешком были связаны какие-то скверные воспоминания. Нуф-Нуф ловко извернулся и наполнил сарайчик первосортным визгом повышенной громкости.
— Тихо ты, шашлык несчастный! — прошипел Джонни и зажмурился. А когда открыл глаза, в сарайчике стало темнее. Сначала Джонни решил, что от страха потемнело в глазах. Но оказалось, не от этого. Джонни оглянулся и увидел, что полуоткрытую дверь загораживает Газетыч.
Несколько секунд похититель и хозяин молча смотрели друг на друга. Потом Газетыч укоризненно спросил:
— Значит, этому вас учат в школе? Свиней воровать?
После таких слов Газетыч закрыл тяжелую дверь. Он закрыл ее по-особенному: торжественно и зловеще. Сначала дверь заскрипела, будто крепостные ворота, и медленно двинулась с места. Потом, набирая скорость, она завизжала пронзительно и захлопнулась с грохотом и силой. С потолка посыпалась труха. Так, наверно, захлопывались за узниками двери в средневековых темницах. Лязгнул засов. Навалилась тишина. И сумрак. Правда, солнце било в щели и отдушины, но в этот миг внутренность сарая показалась Джонни темной и мрачной, как ночь на кладбище.
Он вздохнул и поморгал, чтобы скорее приучить глаза к сумраку. Потом огляделся.
Путей для бегства не было. В сарае — ни одного окошка.
Под потолком светились две квадратные отдушины, но в них пролезла бы только кошка, да и то не очень толстая.
«Скверное дело», — сказал себе Джонни, и, как всегда, от ожидания крупных неприятностей у него стало холодно в желудке.