Визит корнета здорово поднял дух кардинала, словно заставил его помолодеть, по крайней мере, ощутить, что не все запасы здоровья и жизнелюбия растрачены, есть ещё за что цепляться в его бренном существовании.
Прилив сил и энергии даже заставил его высокопреосвященство покинуть кресло. Пройдясь по комнате, Ришелье сказал:
— У нас достаточно сил и средств, дабы сломить сопротивление гугенотов и взять Ла-Рошель штурмом. Однако за это мы будем вынуждены заплатить слишком большую цену, измеряемую в жизнях тысяч наших солдат. Допустимо ли сие? Нет. Тем не менее за то, чтобы держать в кольце блокады такой большой город, как Ла-Рошель, тоже приходится платить. Выдам вам маленькую тайну, господин корнет. Я выбил из наших толстосумов четыре миллиона ливров на эту войну и добавил к ним полтора миллиона своих кровных.
— Я бы поскупился, ваше высокопреосвященство, — позволил себе пошутить Олегар.
Кардинал рассмеялся.
— Мы можем ещё более усугубить положение осаждённых, выстроив дамбу, — продолжил он, — и отрезав город от моря. Тогда нам не придётся тратить порох и ядра, ларошельцы будут умирать от голода и болезней. Да, это звучит жестоко, но не мы начали эту войну!
— На войне — как на войне, — подал голос де Монтиньи.
— Именно, дорогой виконт, именно…
Приблизившись к окну, Ришелье задумался.
Королевский архитектор Метезо с инженером Тирио всё уже рассчитали. Дамба чуть ли не в треть лье пересечёт гавань Ла-Рошели от мыса Корей до форта Луи.
Четыре тысячи рабочих из Парижа возведут её к новому, 1628, году — вобьют сваи, укрепят их наискось брёвнами, а промежутки завалят камнями, скреплёнными илом. И тогда уже никто не поможет Маленькой скале![103]
Чувствуя, как растет его возбуждение и азарт, кардинал оглядел море за окном — начинался прилив, просто бешеный в этих местах. Приливная волна, нахлынув на берег, не уходит обратно в море. Вслед за нею надвигается вторая, третья, десятая, заливая водою всё пространство, недавно отобранное у моря в час отлива.
Бросив взгляд на дорогу, Ришелье увидел два больших воза с сеном, приближавшихся к замку, и удивился. Зачем им столько сена? Или возница ошибся?
В следующую секунду кардинал похолодел — расшвыривая солому, с возов полезли дюжие молодцы, вооружённые шпагами и мушкетами. Всё так же молча, словно во сне, они ринулись к воротам замка.
— Там… — еле выговорил Ришелье. — Гугеноты! Они… напали!
Олегар тут же вскочил и бросился к окну, невзирая на сан хозяина и наплевав на этикет. Тут же воздух сотрясся от нестройного залпа.
— Ваше высокопреосвященство, оставайтесь здесь, — решительно проговорил де Монтиньи и выскочил за дверь.
За порогом личных покоев кардинала находилась просторная лестничная площадка, размером никак не меньше десяти квадратных метров. Заметив бежавшего по лестнице Рошфора, Сухов резко спросил:
— Сколько вас тут?
— В замке осталось человек десять, — ответил бледный паж.
— Проклятие!
Сбежав по винтовой лестнице, Олег выскочил с разбегу в нижний зал, занятый трапезной.
Его витражные окна были наполовину расколочены пулями. Человек пять гвардейцев кардинала во главе с капитаном Луи де Кавуа держали оборону.
Яр, Нолан, Виктор и Шурик тоже были здесь. Рассредоточившись вдоль окон, они время от времени приподнимались и стреляли по нападавшим через окна, почти уже лишённые цветных стёкол. Увидев Сухова, Быков крикнул:
— Плохо дело! Четверых убили, Анри и Жака ранили!
— Это точно гугеноты?
— Они! — обернулся де Кавуа. — Только что орали, что пришли за его высокопреосвященством, а нам оставят жизнь, если мы не станем мешать!
— Стану! — пообещал Олег, холодно улыбаясь. — Рошфор! Найдётся в вашем хозяйстве моток крепкой верёвки?
— Безусловно!
В этот момент пуля, выпущенная со двора, расколотила розетку, венчавшую раму стрельчатого окна, и паж вжал голову в плечи.
— Принести?
— Тащи! Только не сюда!
— А куда?
— На лестничную площадку второго этажа донжона!
Рошфор убежал, а Сухова окликнул Анри де Лон, которого перевязывал Жерар Туссен:
— Что ты задумал?
— Хочу зайти этим засранцам в тыл — и пусть попрощаются со своими поганенькими жизнями! Вы со мной?
— Спрашиваешь!
— Тогда вперёд! Жак, ты не сможешь, у тебя рука ранена. Помогай гвардейцам, мы скоро!
Помахав скорбевшему де Терриду, Олег понёсся к лестнице.
На втором этаже донжона их уже поджидал Рошфор, приплясывавший от нетерпения. Толстая волосяная верёвка в руках пажа внушала доверие — такая и быка выдержит.
— Яр! Вяжи свои узлы! Ты же у нас скалолаз?
— А то!
Затянув крепкий узел, Быков вывалил тяжёлый моток за бойницу вниз. Конец верёвки шлёпнулся в неглубокий ров, заросший травой.
— Ты первый!
— Есть!
Ярослав, ловко перебирая руками и ногами, соскользнул вниз и встал, натягивая канат, чтобы следующим за ним было полегче.
— Лучше наденем перчатки, господа мушкетёры! — сказал Олег. — Не то ладони сотрём.
Просунувшись в узкую бойницу, Сухов полез вниз, перехватываясь за колючее «вервие простое». Зато не скользит. Дождавшись, пока в ров спустятся Виктор с Александром, Нолан, барон де Сен-Клер и Анри, Олег быстро сказал:
— Застанем кого перед воротами, не стрелять! Снимаем по-тихому. Огонь откроем во дворе. За мной, бегом!
Огибая крепостную стену, Сухов выбрался к воротной башне. Оба воза по-прежнему находились здесь. Тут же околачивались и возницы. Один из них сидел на козлах, нервно вертя кнут, а другой прохаживался, держа мушкет наперевес.
Олег повернул голову, осматривая свою «опергруппу». Мушкетёрские плащи, камзолы, ботфорты… Ему или барону трудновато будет прикинуться местным крестьянином.
— Нолан, ты у нас одет проще всех. Сможешь снять возничих?
Чантри ухмыльнулся.
— А я зачем сюда добирался? — спросил он весело. — Сниму!
— Я с тобой! — тут же вызвался Акимов и обернулся к Сухову за разрешением: — Можно?
— А сдюжишь? Ножом ведь!
Виктор сглотнул всухую, но мужественно кивнул.
— Ступай.
Обнявшись и покачиваясь, как дружки, воротившиеся с попойки, «американец» и «слуга» направились к возницам.
Те их заметили, вскинули разом мушкеты, но потом медленно опустили, приняв за местных забулдыг.
Сердито крикнув, чтобы проваливали, «водители кобыл» недвусмысленно повели стволами в сторону деревушки, но «пьянчугам» было море по колено.
Нудно бранясь и шатаясь, они приблизились, делая широкие жесты руками. Усыпив бдительность возниц, Акимов с Чантри выхватили ножи. Нолан полоснул одного по горлу, тут же выхватывая из рук умирающего мушкет, а Виктор всадил второму нож в сердце, как Олег учил — надавив ладонью на рукоятку.
Обернувшись, он неловко махнул окровавленным ножом — всё чисто.
— Пошли! — скомандовал Сухов.
Вооружившись мушкетами, они ворвались во двор замка.
Гугеноты рассредоточились по территории, укрываясь за контрфорсами, подпиравшими крепостную стену, за колодцем, сложенным из округлых глыб, за красной каретой с гербом Ришелье на дверце.
Прячась, нападающие лихорадочно заряжали свои ружья, порой роняя пули и просыпая порох из рожков.
Выстрелы гремели не часто, но постоянно. Целых стёкол уже не осталось, а дверь была изрешечена настолько, что просматривался её каркас из брусьев.
Неожиданно через парапет на плоской крыше донжона перевесился гвардеец с мушкетоном.
Выстрел грянул как гром среди ясного неба, а метко выпущенная пуля поразила гугенота, стоявшего на четвереньках за колодцем. Он тут же распластался, подёргиваясь в агонии, а его товарищ вскинул мушкет.
Олег не поспел самую малость — два выстрела слились в один, и оба были удачны. Стрелок на крыше выронил мушкет, а следом и сам ушёл в долгий кувырок, только красный плащ с крестом затрепетал в полёте.