Отсюда до Ла-Рошели было не слишком далеко. Неожиданно на «прифронтовой полосе», отделявшей позиции королевских войск и городские стены, Олег заметил уныло бредущих людей — понурые женщины вели за руку детей, старики, опираясь на палки, тащились следом за ними.
— А это ещё кто? — подивился Сухов.
Один из канониров, одноглазый Жак-Номпар, жевавший табак, сплюнул тягучей жёлтой слюной и проговорил с выражением презрения в голосе:
— А это, ваша милость, ларошельцы слабых от голода и холода уберегают! Вытурили их из города, чтобы, значит, за стенами нашли себе и стол, и кров. А кому они нужны? Вон вчера на редуте Сен-Жерве стреляли, отбивали вылазку гугенотов, так заодно, наверное, с десяток положили этих слабаков! Такое вот, выходит, милосердие…
Олег только головой покачал.
— Ваше благородие! — послышался голос Пончика. — Кони осёдланы!
— Не понимаю, — пробормотал Сухов, — почему бы благородному дону не прибить нахального слугу.
Дождавшись лейтенанта де Лаверня с отрядом, Олег и Жан-Арман увели своих в тыл. Война войной, а обед — по расписанию.
После сытного, хотя и не слишком-то изысканного ужина мушкетёры разбрелись по бараку. Кто-то устраивался сыграть в кости, слуги мыли посуду, граф де Лон дежурил в этот день на конюшне, и было слышно, как лошади перетаптываются в денниках и фыркают нетерпеливо в ожидании скребка и доброй порции овса.
Сухов устроился под навесом, где запасали на зиму хворост и солому — дров нарубить было негде.
Вместе с Яром и бароном де Сен-Клер они чистили мушкеты и смазывали замки. Первая заповедь воина: можешь не мыться месяц и зарасти грязью, но оружие изволь держать в чистоте и образцовом порядке, ибо только исправное и ухоженное ружьё может спасти тебе жизнь.
Олегов мушкет был с батарейным замком оружейника де Бурже. Спасибо мэтру — он сделал спусковой крючок таким, каким его привык видеть Сухов, то есть перемещающимся вертикально, а не горизонтально, как на том же мушкете у Быкова.
И приклад тут удобнее, и шейка ложи вытянута, легко охватывается рукой.
Зарядив ружьё, Олег приставил его к стенке и лишь теперь стянул с плеча особую кожаную подушку — при выстреле мушкет давал сильную отдачу.
Сощурившись, он осмотрелся. Солнце уже село, но офицеры продолжали гонять новобранцев из крестьян.
Вот проехала шагом кирасирская рота с копьями и кавалерийскими короткоствольными карабинами. Им навстречу рысила рота аркебузиров в касках-морионах и кирасах, с копьями наперевес и с тяжеленными аркебузами.
Тут Жерара-Туссена позвал Анри, и Олег с Яром остались вдвоём.
Провожая барона глазами, Быков сказал ворчливо:
— Удивительно, что армия короля вообще не разваливается. Представляешь, у них не существует интендантской службы! Хлеб и фураж поставляют всякие спекулянты. Ёш-моё! У них даже госпиталей нет! Ни санитаров, ни врачей. Ужас!
— Знаю, — кивнул Сухов. — Думаешь, в варяжской дружине медсёстры водились? Плохо то, что нижних чинов набирают из отребья, а офицерьё… Тут каждого второго надо под трибунал отдавать, если по-нашему. Солдаты дезертируют, а капитанам и горя мало. Пусть хоть вся рота сбежит, им же лучше — жалованье солдатское себе присвоят.
Они смолкли. Конный полк разбрёлся поротно, где-то запел горн, из барака доносилось неразборчивое бормотание, смех и стук костяшек.
Наступила тишина, та самая, которой дорожит всякий военный, отлично знающий, как бывает обманчив покой.
Именно в это мгновение прогрохотал выстрел из пушки. Орудие располагалось где-то неподалёку, это Олег уловил почти рефлекторно, но в следующий момент он ощутил морозное дуновение по хребту: стреляли по их бараку!
— Ложись! — заорал он, заслышав посвист ядра, и бросился на землю.
Быков шлёпнулся рядом.
— Какого… — выдохнул Яр.
У Сухова у самого мысли в голове носились рваные и отрывочные. Какой-то пьяный пушкарь выпалил сдуру?.. Подкрались ларошельцы?.. Но как?!
Тут ядро поразило мишень — пробило крышу барака, с треском ломая стропило и разваливая дымоход. По кровле посыпались обломки трубы.
И снова грянула пушка! И ещё раз! Тут уж ни о какой случайности речи не могло быть — их прицельно расстреливали!
Второе ядро снесло угол барака, а третье пробило стену и разворотило печь — горящие уголья сыпанули фонтаном, мигом поджигая запасы соломы.
— За мной! — рявкнул Олег.
Пригибаясь, он помчался в сторону холма, на противоположном, невидимом склоне которого и пряталась неизвестная батарея. Быков припустил следом, на бегу матеря неведомых канониров.
Сухов такую скорость набрал, что не сумел вовремя остановиться, его вынесло за холм, где вокруг трёх длинноствольных кулеврин[105] метались шестеро пушкарей.
Одна из пушек уже была заряжена, и канонир в белой рубахе навыпуск подносил фитиль.
Олег выстрелил с ходу — кулевринёра отбросило, а на его груди расплылось красное пятно. Напарник убитого сориентировался мгновенно и почесал в сторону, прыгая как заяц. Видимо, к оставленным лошадям.
Быков не стал стрелять по нему, он израсходовал боеприпас по заряжающему соседнюю кулеврину.
Один из неизвестных разрядил по Сухову свой пистолет, но промахнулся.
Олег пригнулся, бросая мушкет в траву, и выпрямился, хватаясь за шпагу. Вскочив на лафет с кулевриной, он спрыгнул, с размаху поражая пушкаря. Двое с палашами наголо шагнули к нему, но тут прогрохотали выстрелы — мушкетёры из обстрелянного барака давали сдачи.
Трое уцелевших пушкарей, убедившись, что перевес не на их стороне, решили дать дёру, но подбежавший Акимов выстрелил, перебивая ногу беглецу, мчавшемуся впереди всех. С диким криком кулевринёр повалился, а тут и второй подстреленный шлёпнулся рядом, и стали они орать уже дуэтом.
Сухов, глядя, как почесали к холмам де Террид и Пончик, не стал устраивать погоню — справятся и без него.
Быстро подойдя к поверженной паре, он уткнул кончик шпаги в шею тому, что был постарше и понебритей.
— Кто вас послал? — обратился к нему Олег.
Скуля от боли и загнанно дыша, пушкарь всё же пылал ненавистью.
— Гори ты в аду, проклятый папист! — прохрипел он.
— Гори сам.
Сухов вонзил клинок на глубину ладони. Выдернув шпагу, он приставил окровавленное остриё к глотке канонира помоложе.
Тот, в ужасе пуча глаза, даже вопроса дожидаться не стал, сразу раскололся:
— Н-нас п-послал… м-милорд Б-б…
— Ну? — Шпага сильнее надавила на горло поверженного.
— Это милорд Бу-букинкан! Это он нам приказал!
— Герцог Бэкингем?
— Да, да! В-вот…
Трясущейся рукой он достал из загашника мятые листки.
Олег с удивлением разглядел на одном из них свой собственный портрет. На другом был изображен Пончик. На третьем — Акимов.
— Жербье! — сказал Быков, заглядывая Олегу через плечо. — Этот хренов живописец сдал нас Холланду, а лорд всё передал герцогу!
— Тот сделал выводы, — мрачно кивнул Пончик. — Угу…
— И, конечно же, принял меры, — закончил мысль Виктор. — Шикарно.
Сухов усмехнулся.
— Не смог, гомосятина, до Ришелье добраться, так решил отыграться на нас. Что там, Понч? Все целы?
— Луи убило, — вздохнул Шурик, — который Л’Онуа. Сразу насмерть. Напополам… Угу.
Возбуждённые мушкетёры возвратились, ведя под уздцы коней, захваченных у пушкарей.
— Что это было? — крикнул Жерар-Туссен.
— Месть, — криво усмехнулся Олег.
Послышался топот копыт, и лощиной между холмов проскакали всадники. Впереди спешил лейтенант де Лавернь.
— Кто стрелял? — закричал он, привставая на стременах.
Мушкетёры расступились, позволяя разглядеть позицию с тремя кулевринами и трупами убитых.
— Мы тут допросили одного, господин лейтенант, — проговорил Сухов. — Он признался, что послан герцогом Бэкингемом. И показал вот это.
Олег передал де Лаверню портреты. Тот, с недоумением рассмотрев их, протянул обратно:
105