— Что, не ждали?
— Заходите! Будьте как дома!
— Де Пейре, к редутам! Де Монтиньи — наверх! Нашпигуйте английскую сволочь свинцом!
— Да, мой лейтенант!
Англичане быстро отступили, порой показывая спины, но защитники форта не спешили поражать движущиеся цели — берегли боеприпасы.
Молодой горнист с чувством задудел в звонкую медь, сыграв отбой.
Расчёт Ришелье и маршала фон Шомберга удался — французы усилили свои позиции на острове.
Ещё немного подождать, недельки две от силы, поднакопить силёнок, и можно будет перебрасывать целый полк, дабы покончить с присутствием англичан на французской земле.
…А вот лорду Холланду по-прежнему не везло — устойчивый юго-западный ветер не позволял кораблям покинуть гавань Портсмута. 30 октября и вовсе разразилась страшная буря, так сильно потрепавшая корабли эскадры, что иные из их числа пришлось отправлять чиниться на Чатемские верфи, в устье Темзы.
Ветер утих лишь в начале ноября. 8-го числа Генри Рич приказал поднимать якоря.
Глава 24,
в которой Олег с друзьями встречает ноябрьские праздники
Война после всплеска активности снова вошла в обычную колею — французы и британцы вяло копошились на занятых позициях, иногда постреливая, словно напоминая о себе: «Мы ещё здесь, мы ещё о-го-го!»
Гарнизон форта Ла-Пре обнаглел до того, что в отлив выходил на берег собирать мидии и крабов — приятный довесок к скудному пайку.
Утром Олег со своими как раз и занимался сбором «даров моря». Урожайный был день — полная корзина морепродуктов.
— Господин корнет! — послышался голос де Лаверня.
— Да, мой лейтенант, — откликнулся Сухов.
Офицер приблизился, огляделся вокруг и заговорил:
— Помнится, вы жаловались на Бэкингема, который начал вам докучать, а я предложил вам замечательную возможность досадить самому герцогу. Две недели минуло с той поры, и я рад вам сообщить, что маршал фон Шомберг готов высадиться на Иль-де-Ре. И нам, господин виконт, не помешала бы разведка боем.
Олег внимательно посмотрел на лейтенанта.
— Слушаю.
— Необходимо проникнуть в лагерь герцога Бэкингема, оценить боеготовность англичан, их способность противостоять. Весьма желательно при этом… э-э… пошуметь. Сжечь корабль, взорвать пороховой погреб. Понимаете? Надо дать понять англичанам, и без того подавленным неудачами, что их песенка спета. Пусть ими овладеют растерянность и страх, малодушие и уныние. Тем легче будет нам учинить разгром и одержать победу, сведя потери к минимуму.
— Понимаю, — протянул Сухов. — А если мы взорвём крюйт-камеру флагманского «Триумфа»…
— …То это будет просто пре-вос-ход-но! — почти пропел де Лавернь.
Олег кивнул.
— Когда выступать?
— Сегодня ночью.
— Ага… Я возьму троих. Мм… Желательно бы и четвёртого — Нолана Чантри. Для него английский язык — родной, но Чантри — гвардеец кардинала.
— Это я беру на себя, — быстро проговорил лейтенант. — Если месье Чантри согласится, берите его с собой.
— Ну всё тогда. Пошли мы готовиться.
Нолан, когда его спросили о желании поучаствовать в «увеселительной прогулке», согласился не раздумывая. Подготовка началась с обеда: Акимов, Пончев, Чантри, Быков и Сухов плотно поели и отправились на боковую, подремать перед бессонной ночью. «Выходим в ночную смену!» — пошутил Пончик.
Шляп с собой не брали, мушкетов и шпаг — тоже. В разведку следовало отправляться налегке. Зато Олег прихватил два пистолета, а Виктор — все четыре.
За полночь «шпионы-диверсанты» покинули Ла-Пре.
Англичане расположились совсем рядом с фортом, да и куда денешься на крохотном островке?
Цепочка костров отмечала границу вражеского лагеря, а ещё дальше валко качались тусклые фонари, отмечая корабли, развёрнутые к берегу кормой.
— Ползём по-индейски, — шепнул Сухов, — то есть опираемся только на пальцы рук и ног, а не пузом, чтоб не шуршать. Слышал, Понч?
— А чё сразу я? — пробурчал Шурик. — Чуть что, сразу Понч, Понч…
— Пасть порву! Выдвигаемся.
Проползти мимо костров удалось по низинке. Выбрались разведчики прямо к свалке. Пришлось огибать «нехорошее место». Дальше стояли шатры в ряд, но проверять, спит ли в них кто, Олег не стал.
— Берег тут обрывистый, — едва слышно проговорил он, — давайте доползём до пляжа — и к кораблям.
— Шикарно, — одними губами проговорил Акимов.
— Ползём.
Обрывчик был совсем несерьёзный, чуть меньше человеческого роста. Море накатывало волны, шурша совсем рядом, оставляя узкую сухую полоску песка.
Внезапно в звуки прибоя вплёлось шарканье и пьяное бормотание. Сухов мгновенно вытянул руки, притягивая друзей к откосу. До Нолана он не дотянулся, но тот и сам догадался — быстренько приник к холодному камню.
Олег поднял взгляд. На самом краю обрыва остановился, опасно покачиваясь, пьяный матрос.
Дёргая шнурки, которыми подвязывались его короткие штаны, он сопел, вздыхал да мычал незатейливый напев.
Когда вниз полилась тёплая струя, Ярослав зашипел. Рука Сухова крепко сжала его плечо: никшни!
Быков дотерпел до конца, дождался, пока матрос отвалит, а после яростно зашептал:
— Эта сволочь мне сапоги обрызгала!
— Ну не голову же, — резонно заметил Пончик. — Угу…
— Да иди ты!..
— Все идём, — оборвал спор Олег.
Пробираясь узкой тропинкой, перелезая через скользкие камни, они вышли к пристани.
Её оборудовали в крошечной бухточке, удачно отгороженной от моря песчаной косой. Пары зимних штормов хватит, чтобы размыть её в мель или превратить в островок, но пока что коса держалась, выполняя функцию мола.
Пространства бухты хватало лишь для пары флейтов, и один из них, тот, что покачивался подальше, звался «Триумф» — отблеск костра на берегу ясно высвечивал надраенные бронзовые буквы на корме. Это был флагманский корабль английской эскадры.
Тот, что поближе, назывался «Виктори», но им стоило заняться во вторую очередь.
Парой слов и жестами Сухов распределил роли. Как пять пальцев одной руки, сильной и умелой, друзья поползли вперёд.
На причале, горбясь у костра, сидел всего один часовой. Можно было ожидать столкновения с вахтенными на палубе «Триумфа», но первым должен был исчезнуть страж на пристани.
Глухой шум моря убаюкивал, к нему добавлялся скрип лохматых швартовов, намотанных на концы свай. Порою флейт грузно наваливался на причал, плюща кранцы — грубые сетки из толстых верёвок, плотно набитые старой парусиной и тем гасившие удар.
Стараясь не глядеть на пламя костра, Олег внимательно осмотрелся, благо горевшие поодаль костры неплохо освещали лагерь.
Он заметил лишь одну сутулую фигуру, шатавшуюся между кострами и грудой плавника. Видать, это был дозорный, в чьи обязанности входило поддержание огня.
Вынув из ножен флорентийский кинжал, Сухов выпрямился и спокойно подошёл к часовому.
— Бдишь? — спросил он по-английски.
Страж сильно вздрогнул и обернулся. Его глаза, только что следившие за пляской огня, не различили даже фигуры Олега.
А в следующую секунду кинжал вонзился часовому в шею.
Сухов придержал тело и аккуратно уложил его у костра — пригрелся часовой, вот и одолел его сон.
Рядом присел Нолан, призванный изображать недремлющего стража, а заодно подавать сигнал тревоги.
Огонь костра едва выхватывал из темноты борт «Триумфа». Сходней не было, но трап свисал. Олег первым забрался по нему на палубу. Как он и предполагал, вахтенный тут был — дрых на посту, удобно устроившись на громадном мотке манильского троса.
Сухов сделал знак Быкову. Тот кивнул и склонился над вахтенным. Секунду спустя тот конвульсивно вздрогнул — и расслабился. Прими, Господи, душу грешную…
Над палубой витало омерзительное смешение ароматов — запах дерьма забивался духами.
Оставив Пончика с Виктором на стрёме, Олег с Яром направились в трюм. В поле зрения попал ещё один дозорный, у кормовой надстройки. Видимо, охранял покой его светлости.