Бенедиктинец ящеркой скользнул к двери, оглядываясь со страхом, и юркнул в образовавшуюся щёлку. Следом шагнул Олег. Не уверенный, что его не встретят пальбой, он был напряжён, готовясь упасть на пол и откатиться под защиту стен.
Переступив порог, он остановился, опустив шпагу и оглядывая собравшихся. Чудится ему или и в самом деле их прибыло? На вурдалаков с упырями поглазеть явились?
Тут же вперёд вышел хромой и поднял руку с перчаткой.
— Приложи-ись! — завёл он, но ему опять сорвали расстрел нечистой силы.
— Пре-кра-тить! — прокаркал сухой дребезжащий голос, и все находившиеся в зале словно увяли — поникли, опустили оружие, поспешно расходясь, кланяясь и пропуская сухонького старичка.
Небольшого росточка, он был одет в камзол из коричневой тафты с золотыми кружевами в два пальца шириной. Канареечно-жёлтые панталоны опускались ниже колен, открывая красные шёлковые чулки. На ногах у старичка красовались туфли с пряжками, украшенными бантами, а седые волосы покрывала чёрная шляпа с фазаньим пером.
Шагал он с трудом, шаркая и опираясь на трость, однако взгляд его чёрных глаз был зорок и ясен. Поджав губы, раздувая ноздри хрящеватого хищного носа, дед остановился, сложив руки на серебряном набалдашнике трости. Казалось, выбей эту палочку — и ляпнется старец, растянется на каменном полу.
— Что здесь происходит, любезный племянничек, — брюзгливо спросил он охавшего хромого, — вы мне можете объяснить?
Угадав в говорившем хозяина замка, Олег шагнул вперёд, сгибаясь в почтительном поклоне.
— Тысяча извинений, ваше сиятельство, — сказал он. — Боюсь, что виновником случившейся потасовки стали я и мой друг. Заранее прошу быть снисходительным к нашей речи — большую часть жизни мы провели в далёкой Московии, и…
— В Московии?! — воскликнул граф д’Арси, бледнея.
— Да, ваше сиятельство, — подтвердил Сухов и продолжил излагать легенду: — Увы, прибыв после долгого отсутствия на землю предков, мы потерпели поражение от здешних девиц вольного нрава — заманив и опоив, они со своими дружками ограбили нас дочиста, лишив всего — денег, одежды, коней, оружия…
— Ах, молодость, молодость… — проговорил граф, покачивая головой.
Олег покаянно вздохнул.
— И мы, — сказал он, — тщась загладить позор, решились проникнуть в ваш замок, дабы раздобыть хоть что-то приличествующее дворянину. Ваше сиятельство вольны избрать нам достойное наказание, и всё же я прошу о снисхождении.
— Назовите имя своё, шевалье, — выдавил старик, едва справляясь с волнением.
— Олегар де Монтиньи, — ответил с поклоном Сухов.
В толпе охнули, а д’Арси, роняя трость, вскричал:
— Сынок!
Протянув дрожащие руки, он припал к груди Олега, ощутившего себя последним подонком, и зарыдал, проливая счастливые слёзы.
— Господь сжалился-таки надо мною, — еле выговаривал граф, — и свёл наши пути! Ты снова дома, настал конец долгой разлуке, и отлетели мои тревоги! Ты жив и здоров, Олегар!
— Простите, — забормотал Сухов, приходя в смятение, — не имею чести…
— Он не имеет чести! — воскликнул д’Арси, поворачиваясь к собравшимся, и те поддержали его робким смешком. — Дитя моё! — сказал он прочувствованно. — Сколь долго длились страдания мои! Сколько слёз пролил я, оплакивая дорогую Мирей и своего крошку-сына, потерявшихся в далёкой северной стране. Но я надеялся! Верил! Молил Господа и святых заступников облегчить горе моё, и вот — они услышали мои мольбы!
Оторвавшись от Олега, его сиятельство возопил:
— Зовите гостей и музыкантов! Великий праздник отмечаю я! Оповестите всех соседей — Рене Жереми Непве де Монтиньи, граф д’Арси, вновь обрёл сына и наследника!
Растерянный Сухов не знал что и делать. Ему уже не казалось, что воспользоваться шансом, так вовремя предоставленным судьбой, было остроумной находкой, скорее уж — отвратительной выходкой.
Но и назад сдавать — как? Убеждать беднягу графа в ошибке было бы просто жестоко. С другой стороны, он не позволил себе солгать. Его действительно зовут Олегаром, или Олегарием, на латинский манер, а в рыцарское достоинство он был посвящён на поле боя самим королём.[15] Правда, случилось сие шестьсот лет тому назад, но это уже детали…
Пончик, подкравшись сзади, прошептал:
— Лопе де Вега, «Собака на сене». Угу…
— Понч, это не пьеса, — парировал Олег, — это жизнь!
— «Жизнь есть театр, а люди в ней актёры…»
— Сгинь!
— Сию минуту, ваша милость…
Жизнь будто поменяла свой знак, изменилась вдруг, как по мановению волшебной палочки. Многочисленная челядь подхватилась, забегала, бойкие девицы, хихикая, так и крутились вокруг Олега и «московита Ярицлейва». Служаночки наносили в покои графского сыночка кипы дорогих одежд, слежавшихся в сундуках. В складках то и дело обнаруживались сухие букетики лаванды.
Проклиная тутошний стиль, слегка запутавшись, во сне это все происходит или наяву, Сухов с Быковым облачились в пышные белые сорочки с кружевными манжетами и жабо, в панталонистые штаны и чулки. Ходить обоим в таком виде казалось нелепым, а посему от туфель они категорически отказались, предпочтя высокие сапоги — на небольшом каблучке, с раструбами, отделанными изнутри кружевами.
— Уже не так по-бабски, — оценил Шурик. — Угу…
И новый камзол, и штаны Олег выбрал чёрного цвета, с серебряными позументами, Яр нарядился в цвета французской гвардии — синий и красный.
«Слугам» досталась одёжа почти того же покроя, но попроще и обувка из грубой кожи. Пончик оглядел «господ», презрительно оттопырив губу.
— Модники… — выговорил он. — С-стиляги…
— Не понимаю, — с высокомерным жеманством сказал Быков, — почему бы благородным донам не вырядиться по нонешнему тренду?
Александр только фыркнул насмешливо. Честно признаться, Пончик и сам толком не понимал своего состояния. Сказать, что он был напуган, значило ничего не сказать — ужас переполнял его трепещущий организм, жалость к себе и тоска. И всё же он держался, уговаривал себя что было мочи: Олег их обязательно спасёт! Чтобы Олег да не спас? Быть такого не может!
И Витёк с ними, а у него голова варит за троих нобелевских лауреатов. Пока Олегар будет от врагов отмахиваться, Виктуар чего-нибудь смастерит, и они вернутся домой, в восхитительно-безопасный 2012 год от Рождества Христова. Там его Геллочка, там его Глебка…
— Угу… — вздохнул он.
Ярослав с усмешечкой поглядывал на вздыхавшего друга — Понч плоховато сохранял лицо. Глаза у него то и дело влажнели, губы вздрагивали…
Быков огладил камзол, поймав себя на мысли, что он один изо всей их компании получает от совместного приключения сплошной позитив. Рад он, что вокруг снова прошлое! Да, тут головы лишиться — нечего делать, зато и жить можно на полную. Здесь никто не бежит защищать честь в суде, для этого есть шпага и секунданты.
А воздух какой! А сколько возможностей! Земля совершенно не обжита, ни Америка, ни Африка не исхожены. Трудно свыкнуться с тем, что ты во французском королевстве, коим вроде как правит Людовик XIII, а рулит кардинал Ришелье — не киношный злодей, подсылающий миледи ко всяким д’артаньянам, а самый настоящий, живой!
— Вот тебе и «угу»! — передразнил он Понча. — Филин ты наш.
— Советую благородному дону не забываться, — сухо сказал Олег, — и держать себя со слугой как подобает. А то шепотки пойдут, кривотолки… Это самое… А оно нам надо?
— Никак нет! — отрапортовал Быков, вытягиваясь во фрунт.
— Вольно…
Граф д’Арси то и дело заглядывал к ним, лучась от счастья и потирая руки. Сухову было некомфортно, он чувствовал себя обманщиком, однако Ярослав живо наставил его на путь истинный, почти убедив в том, что он просто-напросто облагодетельствовал хозяина замка, осчастливил на старости-то лет. От его сиятельства не убудет, зато радости привалит графу — вагон и маленькая тележка.
Заглянув в очередной раз, старый Рене Жереми Непве де Монтиньи сложил молитвенно ладони, любуясь «сыном».