— И в чем же загадка, Планше? — спросил он незамедлительно.
— Знаете, что сделала эта красотка, когда приехала сюда два дня назад?
— Откуда же?
— Поинтересовалась, нет ли пришедших на ее имя писем.
— По-моему, вполне естественное желание, — сказал д'Артаньян. — И лишенное всякой таинственности.
— Быть может, сударь, быть может… Вот только она интересовалась письмами на имя Мари Мишон, белошвейки из Тура. Таковые письма нашлись, числом три, и были ей, понятно, вручены… Мало того, за эти два дня трижды приезжали самые разные люди, искавшие в гостинице опять-таки девицу по имени Мари Мишон, — и их, согласно недвусмысленным распоряжениям, к ней и препровождали… Вы и теперь не видите тут загадки? Если это белошвейка, то я, должно быть, епископ Люсонский…
— Совершенно верно, Планше, совершенно верно… — процедил д'Артаньян, вновь уловивший божественный аромат интриги. — Поскольку меж тобой и его преосвященством епископом Люсонским мало общего, то отсюда, согласно науке логике, проистекает…
— Мишон! — фыркнул Планше. — Вы-то сами верите, сударь, что эта дама может носить столь плебейское имечко?
— Ни в малейшей степени, Планше…
— Вот видите! Интересно, какого вы теперь мнения о моей сообразительности, сударь?
— Планше, нам обоим повезло, — великодушно признал д'Артаньян, не особенно раздумывая. — Ты обрел господина, с которым далеко пойдешь, а я — толкового слугу…
— Уж будьте уверены!
— Белошвейка Мари Мишон… — повторил в раздумье д'Артаньян.
— Белошвейка, ха! — воскликнул Планше. — Конечно, случается, что иные белошвейки разъезжают в каретах даже побогаче, но тут совсем другое дело… Тут чувствуется порода. Взгляните на нее попристальнее, сударь! Такая осанка сделала бы честь принцессе… Говорю вам, это порода!
— Друг мой Планше, — все в той же задумчивости произнес д'Артаньян, — а часто ли тебе приходилось общаться с принцессами?
— Говоря по совести, сударь, вообще не приходилось. Но вы же понимаете, что я имею в виду?
— Да, кажется…
— Смотрите, смотрите! — возбужденно зашептал Планше. — А эти господа, никак, плотник и зеленщик? Тот, что повыше, ну прямо-таки плотник, по имени, скажем, Николя, а тот, что бледнее, право слово, зеленщик со столь же плебейским имечком? Коли уж они так церемонно и вежливо раскланиваются с белошвейкой, они и сами, надо полагать, из столь же неблагородного сословия…
— Не нужно быть столь злоязычным, друг Планше, — ханжески сказал д'Артаньян. — Негоже злословить о ближних своих, в особенности тех, кого видишь впервые в жизни…
Но на губах его блуждала та хитрая улыбка, что свойственна даже простодушным гасконцам, — к коим наш герой уж никак не принадлежал.
В самом деле, двое мужчин, подошедших к очаровательной незнакомке с видом старых знакомых, менее всего смахивали на представителей помянутых Планше профессий, безусловно необходимых обществу, но неблагородных… В обоих за четверть лье удалось бы опознать дворян, причем отнюдь не скороспелых (какими, увы, та эпоха уже была достаточно богата). Один был мужчина лет тридцати, с лицом и осанкой, в которых было нечто величественное. Ни один плотник не мог бы похвастать такой белизной рук — да и не всякий знатный дворянин. Хотя на незнакомце был простой дорожный камзол, в его походке, всем облике ощущался если не переодетый вельможа, то, во всяком случае, человек, обремененный длиннейшей родословной и гербами, лишенными вычурности и многофигурности, то есть безусловно древними…
Второй выглядел немного попроще, но тоже был личностью по-своему примечательной — крайне рослый и широкоплечий, с высокомерным лицом. Хотя на нем был простой, даже чуточку выцветший синий камзол, поверх оного сверкала роскошная, сплошь вышитая золотом перевязь ценою не менее десяти пистолей, а то и всех пятнадцати, а с его могучих плеч ниспадал плащ алого бархата. Оба были при шпагах, в высоких сапогах со шпорами, почти не запыленных, — а значит, им явно не пришлось в ближайшее время ехать верхом по большой дороге. Они миновали галерею, не удостоив д'Артаньяна и мимолетного взгляда, — и он как раз раздумывал, не является ли это тем пресловутым оскорблением, которого наш гасконец так жаждал на протяжении всего пути.