Собрав на стол, хозяин сразу же исчез, отправившись на мельницу. Планше, который из-за скудости ужина и сервировки не мог выполнять в должной степени свои лакейские обязанности, с разрешения д'Артаньяна увязался следом за мельником, влекомый тем, что впоследствии станут именовать ностальгией. Так что д'Артаньян с Анной остались одни, чему гасконец был только рад, — он мог бы просидеть так ночь напролет, любуясь ее лицом, особенно загадочным и прекрасным в свете тусклой лампы, наполнившей комнатушку колышущимися тенями причудливых очертаний.
В конце концов Анна тихонько рассмеялась:
— Видели бы вы ваше лицо…
— А что с ним такое?
— Вы уже добрых четверть часа таращитесь на меня с видом, самым подходящим определением для которого будет — восторженно-дурацким. Интересно бы знать, о чем вы думаете?
— О том, что у хозяина одна-единственная спальня, он сам говорил.
— Ну да, следовало ожидать… — фыркнула девушка. — Вам, часом, не взбрело в голову, что это дает вам какие-то шансы?
— Ну что вы, — уныло отозвался д'Артаньян. — Разумеется, вы холодны, как лед… Вы, часом, не происходите ли из страны гипербореев? Мне про нее рассказывал один моряк. Там по полгода нет солнца, и все жители это время спят в снегу, и женщины у них холодны настолько, что в буквальном смысле замораживают неосторожного пришельца до смерти, если ему взбредет в голову…
— Ничего подобного, шевалье. Я родом из Лотарингии. Правда, долго прожила в Англии, я уже рассказывала…
— Ну, тогда мне все понятно. Это из-за проклятых английских туманов…
Анна посмотрела на него с лукавым любопытством:
— Милейший д'Артаньян, неужели вы считаете себя настолько неотразимым, что любая женщина обязательно должна пасть вам в объятия, едва вы этого захотите?
— Да что вы! — сердито насупился д'Артаньян. — Никогда не думал о себе таких глупостей, не говоря уж о том, чтобы утверждать такое вслух… Просто я люблю вас, простите за откровенность, и готов это повторить снова и снова. Черт возьми, ну так уж сложилось, что я — не Вандом, не Граммон, не Конде, Куртанво, Барада![2] Нет уж, за де Батцами, д'Артаньянами и де Кастельморами такого не водилось отроду!
— Дорогой Шарль, но ведь следовало бы еще поинтересоваться и моими желаниями…
— Вы любите кого-то?
— А какое право вы имеете задавать такие вопросы?
— Право любящего.
— Ох! — непритворно вздохнула Анна. — Честное слово, в толк не возьму, когда я только успела внушить вам такую страсть…
— А разве для этого нужно время? — искренне удивился д'Артаньян. — Это как удар молнии, вот и все! Мне хватило одного взгляда в Менге, чтобы потерять покой навсегда…
— Вы слишком молоды, отсюда все и происходит…
— Ну, вы ненамного меня старше, — сказал д'Артаньян.
— Это другое. Женщина, даже если она по годам старше на два-три года, на деле старше лет на двадцать… Я была замужем, Шарль, я вдова, у меня есть сын…
— Черт возьми, выходите за меня замуж, и он будет и моим!
— А вам не рано ли думать о женитьбе?
— Да в Беарне за моими ровесниками порой уже семенит целый выводок детворы! Анна, я как-никак не наивный мальчишка… Простите за откровенность, в Париже у меня хватило времени и случаев, чтобы набраться изрядного опыта… Бывали победы…
Сидевшая напротив девушка прищурилась так загадочно и насмешливо, что д'Артаньян невольно вспомнил котов кардинала.
— По-моему, — протянула она с хорошо скрытой насмешкой, — ваши парижские победы могли бы разделить с вами очень уж многие… идет ли речь о Мари де Шеврез, королеве парижских шлюх, или этой вашей Луизе. Я уж не говорю о девицах из квартала Веррери…
— О, вы ревнуете! — вскричал д'Артаньян. — Приятно слышать! Скажите, что вы ревнуете! Она рассмеялась:
— Шарль, вы неподражаемы… если так пойдет и дальше, вы меня просто вынудите в вас влюбиться в ответ…
— Что я должен для этого сделать, Анна? — воскликнул он, себя не помня от надежд, ударивших в голову, словно выдержанное вино.
— Прежде всего — исполнить в точности поручение монсеньёра.
— И тогда вы…
— Не ловите меня на слове, Шарль. Это ничего еще не будет значить. Признаюсь, вы мне нравитесь. В вас, простите за откровенность, присутствует то сочетание детской наивности и самого беззастенчивого разгула, что никогда не оставляет женщину равнодушной… сидите смирно! У вас такой вид, словно вы готовы на меня наброситься, как дикий лесной человек… Вы мне нравитесь, повторяю, но это ничего еще не значит. Уж простите, но я не Мари де Шеврез. Кое в чем я ужасно медлительна… И жизнь нанесла мне несколько тяжелых ударов, вкупе с разочарованиями…
2
Представители перечисленных д'Артаньяном фамилий частенько имели самые что ни на есть гомосексуальные наклонности.