— Унаследовал он (дядя Джамал. — Авт.) от отца и музыкальность — играл на рояле, не получив при этом специального музыкального образования. Правда, очень любил нажимать на педаль, чтобы было громко, хотя меня учил другому: «Играй тихо и с чувством».
Кроме этого замечательного кровного воспитателя, в жизни маленького Муслима присутствовала и няня — пожилая набожная старушка Груня. Во времена, когда походы в церковь не приветствовали, она спокойной водила ребенка в храм, прививая ему благоговение пред Всевышним.
— Говорят, люди впечатлительные помнят себя рано. Не знаю, сентиментален ли я настолько, чтобы об этом говорить, но помню себя рано… Вот одно из первых ощущений: улица, мягкая теплота руки няни — тети Груни. С няней хорошо, уютно. Мы вышли гулять. Воспользовавшись тем, что ее отпустили из дома, старушка ведет меня в церковь. До сих пор помню запах ладана, мерцание свечей, пышность православного храма. Потом я увижу ритуалы всевозможных конфессий. Но русская церковь оставит навсегда ощущение сказочного терема, где (по тому моему наивному представлению) Боженька не строгий, а добрый.
Отец Муслима — Магомет Магомаев перед началом войны
И, как настоящая классическая няня, бабушка Груня рассказывала подопечному сказки, в которых добрые молодцы, сражающиеся за сердце красных девиц, побеждают злые силы. Научившись читать, Муслим обнаружил, что не ему одному так повезло: в жизни полюбившегося поэта Александра Сергеевича Пушкина, писавшего удивительные стихотворные сказки, была такая же душевная няня по имени Арина Родионовна. Благодаря этому совпадению, волшебным историям, рассказанным на ночь и прочитанным позже, у Муслима образовалась стойкая любовь к сказкам, ассоциирующимся со счастливым детством. В подростковом возрасте и юности пришло увлечение фантастикой, как продолжением жанра сказок. Даже став взрослым, он собирал коллекцию детских фильмов и мультфильмов студии Disney. Возможно, на подсознательном уровне было ощущение, что его отец, успевший влиться в ряды мультипликаторов, мог бы рисовать забавные истории не хуже диснеевских…
Только вот старший сержант Магомет Магомаев не успел дорисовать своих добрых героев, он погиб, сражаясь со Злом на фронтах Великой Отечественной войны. В письмах с фронта этот мужественный человек писал:
«…В своем очередном письме ничего особенного, нового сообщить не могу. О событиях, происходящих на фронтах, ты сам знаешь, ну а мы — непосредственные участники избиения самых отъявленных мерзавцев, каких по ошибке могла создать природа… Все та же окопная жизнь, все та же боевая обстановка. Но с каждым днем все больше чувствуется конец, о котором мечтает весь наш народ.
…Ну, и я кое о чем мечтаю. Ведь мечтать не запрещается никому из нас. Никто из нас не старается думать о худшем исходе. Да не вояка тот, кто думает о смерти. Пусть умирает гот, кто оказался в этой войне подлецом, слюнтяем. Не жалея жизни и сил, стараясь не очернить фамилию отца, стремясь быть достойным своего народа, своей семьи, я отдавал и отдаю все, что есть во мне. Тебя я только прошу об одном: сделайте все, что возможно, лишь бы мой сын хоть немного был счастливым, а там, быть может, судьбой прописано действительно с вами вместе торжествовать победу…»
Так случилось, что став популярным, Муслим Магомаев смог отыскать могилу отца, погибшего в 1945 году. К тому времени он уже не раз бывал в польском Сопоте, где проходили песенные фестивали, и во время своих поездок пытался обнаружить захоронение, в котором вечным сном упокоился его геройский отец.
— Мне нужно было возвращаться на родину Друзья из Общества пообещали, что начнут поиск в архивах, посмотрят списки солдат, похороненных в Польше, тем более что фамилия наша не очень распространенная. Обещали свою помощь и работники нашего посольства. А потом пришло письмо, в котором друзья из Общества польско-советской дружбы сообщили, что нашли братскую могилу, где похоронен мой отец. Она оказалась немного севернее Костшина, в городе Хойна Щецинского воеводства. Выяснилось, что после войны, когда наши основные войска покидали Германию, останки солдат из одиночных захоронений, разбросанных в разных местах, предали земле в общей братской могиле уже на польской территории.
И вот через двадцать семь лет после гибели отца я смог навестить его. В разгаре была весна 1972 года. Мне скоро тридцать лет, я стал старше отца, погибшего в двадцать девять. Как сейчас помню ту субботу 22 апреля. Западное Поморье, кладбище в предместье городка Хойна, братская могила…