Лосинпу снова начала распевать заклинание, отпуская духов обратно, включив в качестве аккомпанемента классическую мелодию «Со Нань Чжи»[10]. Печальная музыка, наполненная грустью, заставила Ло Цзиньчена ощутить холодок по спине. Зловещий зеленый свет на лбу лосинпо наконец-то погас, и Ло спешно включил яркие лампы накаливания, дабы быстрее вернуться в прагматическую реальность.
Мими бежала, но ее ноги, казалось, увязли в зыбучем песке. Чем сильнее она старалась, тем тяжелее ей становилось двигаться дальше.
Она не помнила, как долго она бежала, не помнила и то, где она. Было лишь четкое ощущение срочности, которое не давало ей сдаться и перестать пытаться бежать, хотя за ней никто и не гнался. Не было никакой конкретной угрозы, лишь некое бесформенное и безымянное предчувствие, накатывающее с моря, от самого горизонта. Краем глаза она, казалось, видела неописуемое свечение, в некотором смысле радужное, такое, какое можно увидеть на металлических покрытиях или в свете, преломленном кристаллами, переливающееся и движущееся, подобно накатывающимся волнам или летящим по небу облакам, которое пожирало неясное черно-белое пространство позади нее.
Мими ощутила, как свечение коснулось ее тела. Мир неожиданно будто опрокинулся. Мгновение назад она бежала по ровной земле, а теперь она карабкалась вверх по отвесному утесу. Сила тяжести теперь оказалась не под ногами, а позади, будто уходя в бесконечность, к горизонту. Мими пыталась за что-нибудь схватиться, но все вокруг было плоским и гладким, будто поверхность зеркала. Она закричала, но не услышала никакого звука.
Впереди было лишь падение, бесконечное падение.
Помогите!
Ощущение свободного падения ушло, на смену ему пришло нечто неподатливое. Мими поняла, что так и лежит на своей заплесневелой деревянной кровати. Проникающий сквозь веки неяркий свет подсказал ей, что уже начался новый день. Она уже неделю жила на территории клана Чень.
С тех пор как больше года мужчина из ее родной деревни лживыми посулами заманил ее на Кремниевый Остров, Мими впервые начала ощущать, что жизнь не настолько уже и плоха.
Каждое утро, около семи часов, все восемь женщин, жившие в этой хижине, просыпались в течение минут пяти. В будильниках не было никакой нужды, как и в петухах или каком-либо еще средстве. Они просыпались так, будто лучи света запускали некий биологический механизм, скрытый в их телах. Заправляли постели, умывались и чистили зубы у каменного корыта, покрытого зеленым мхом, и белая пена из корыта медленно стекала в квадратный пруд, откуда перетекала в пруд для промышленных и бытовых отходов, покрытый радужной масляной пленкой. Далее вода проходила долгий путь по трубам и канавам, но в конечном счете, как и все на этом острове, сливалась в море, без прикрас.
Все в точности как тот мошенник ее матери говорил: «Езжай на юг! Ей нужно ехать на юг! Все рабочие-мигранты едут на юг. О чем ты вообще раздумываешь?»
Но на самом деле Мими куда сильнее задевали другие его слова.
«Погляди, сколько присылают другим семьям денег их дети, каждый месяц. Что, ты все еще надеешься, что ее отец разбогатеет и вернется домой?»
Мими каждый раз с трудом сдерживала гнев. Сложно сказать, отчего она больше злилась – оттого, что тот мужчина безжалостно говорил им правду, или оттого, что иллюзии, которые ее мать так долго холила, лелеяла и полировала, разбились в один миг, будто дешевый глиняный горшок.
Она не уехала из дома в шестнадцать, как остальные девочки в деревне, только потому, что отец говорил, что заработает достаточно денег, чтобы оплатить ей учебу в колледже. Но письма от него приходили все реже, а деньгами и вовсе не пахло. Деревенские сказали матери, что многие мужчины, уехавшие в большие города, часто находят себе там других женщин и заводят новые семьи. Так что лучше ей принять это и надеяться только на себя. Дочери уже восемнадцать, пусть уезжает и учится сама жить в этом мире.