— Значит, не знаете… Кирилла с гитарой ко мне, — снова приказал не оборачиваясь Петр Иванович. — Если еще спать не уложили.
— Он пьяный, не надо, — попробовал возразить мусорщик.
— Спокойно, — ответил Петр Иванович и обратился к девушке. — И мой выродок на что-то горазд. Не только водку жрать.
Снова говорливый господин исчез и явился в одно мгновение — теперь вместе с кудрявым пареньком. Кирилл был уже прилично одет и шел самостоятельно с гитарой под мышкой.
— Любимую, — велел Петр Иванович.
— Стоя, что ли? — буркнул тот.
Отец уступил ему шезлонг, а сам присел на леер.
Кирилл подстроил гитару и запел, потягивая «А», делая паузы, отчего песня становилась много чувственнее.
Когда растаяли самые последние отзвуки последнего аккорда, Кирилл опустил гитару и взглянул на отца. Тот в свою очередь посмотрел на девушку:
— Понравилось?
— Очень, — искренне ответила та.
— Его стихи, — указал на мусорщика Петр Иванович.
Перехватил ее удивленный взгляд и пожал плечами: — Вы что, первый день знакомы?.. А впрочем, что я в ваши игры лезу! Давай теперь эту… — обернулся он было к сыну и тут же махнул рукой: — Не надо. Иди. А то совсем растаю…
Кирилл с достоинством покинул палубу. Откуда-то послышался неприятный электронный зуммер. Говорливый господин вытащил из внутреннего кармана радиотелефон, прижал к мясистому уху и осведомился:
— Чего еще?.. — растерянно глянул на хозяина и сказал: — Они арестовали счета.
Петр Иванович неожиданно резко для его солидной комплекции вскочил и пнул шезлонг так, что тот сложился и отлетел к дверям салона.
— Поднимай курортников! Ефимова ко мне! Вызывай Москву! — повернулся к мусорщику и развел руками. — Извини, опять бардак начинается! Хочешь каюту? Отдохнете.
— Поедем, — поднялся тот. — Мы на машине.
— Отдай ключи. Мои тебя довезут, — категорически сказал Петр Иванович, галантно раскланялся с девушкой и пошел в салон. Говорливый господин спешил следом.
— Он кто? — спросила девушка, думая о чем-то своем.
— Мэр, — мусорщик глянул на часы, — скоро светает. Как раз успеем.
Они ехали по узким улочкам в длинном «Линкольне». От водителя и охранника их отделяло бронированное стекло, так что мусорщик и девушка спокойно разговаривали сзади.
— Невероятно, — сказала девушка, — не сплю уже пятую ночь, и порхаю, как бабочка… Продолжим?
— Я иссяк. Твоя очередь.
— Любовь, любовь… — вздохнула девушка, задумчиво разглядывая кожаную обивку потолка. — Такая разная. Странно, что называется все одним словом… Ты так и не решился поцеловать ни одну девочку, потому что читал слишком много книг, и боялся, что в жизни это будет не так красиво. В армии ты был единственным нецелованным и очень стеснялся этого, и отмалчивался в похабных солдатских разговорах. А мужики кругом были грубые, потому что служить тебя угораздило в десанте, в штурмовой бригаде…
Мусорщик остро глянул на нее. Девушка ждала этого, засмеялась и указала на бледную наколку него на тыльной стороне кисти: парашют и буквы ДШБ.
— Наверное, Афганистан, — продолжала она. — Как раз те годы…
— Ангола, — поправил мусорщик. — Тоже братская помощь. Только братья почернее.
— Там ты и расстался с мечтой осчастливить все человечество разом, теперь ты хотел сделать счастливым хотя бы одного человека. И ты нашел этого человека: тихую близорукую сокурсницу. Она обладала удивительным даром: если она ехала в метро, ее обязательно прихлопывало дверью, она постоянно везде опаздывала и все теряла, и каждый продавец считал своим долгом наорать на нее. Вы поженились и были счастливы. Тебе не нужны были другие женщины, хотя она и в тридцать лет краснела, как девочка, при слове «трахаться» и старательно заменяла его смешными детскими выражениями. Тебя это трогало. Вы думали жить долго и умереть в один день. Но она ушла от тебя…
Девушка помолчала, глядя в окно.
— Через год или два ты привел к себе какую-то случайную женщину, а проснувшись утром, закричал от ужаса и обиды, увидев рядом с собой не ту, не ее… Больше в твоей жизни женщин не было и ты думал, что не будет никогда. Но однажды утром ты увидел на своем участке красный «Опель», в котором спала незнакомая девушка… — она замолчала, глядя в глаза мусорщику, медленно приближая к нему лицо.