— Пусть наши враги в течение всего следующего года будут работать на вас, но при этом они не будут рабами. Вы будете относиться к ним с уважением. Вы им дадите место для жилья и предоставите возможность питаться. Но это все будет не задаром. В частности, еда будет платой за работу. Но если кто-то из них будет сопротивляться вам или через год вновь попытаются собраться с силами против вас, то вы имеете полное права дать им отпор, какой пожелаете. А пока я хочу дать им шанс понять, что можно жить по-иному.
— Вожди не сразу приняли его идею, — вновь продолжил призрак, как только воспоминание замерло. — Бедняга Авель. У него всё ещё впереди, но нынешний он был скромным мальчиком со странными талантами. Все мы в тот вечер, в том числе и Каин, предпочли не вмешиваться. Ещё с час он приводил все доводы за и против, и, в конечном счёте, с ним согласились.
Вскоре вернулись войска, которые мы направили в другие деревни варваров. К нашему облегчению, многие из рабов, воспользовавшись шансом, подняли восстания и почти везде они прошли успешно. Центральное поселение, после небольшого сопротивления, также сдалось. Из его катакомб и был освобождён истощенный, но всё ещё живой вождь рудокопов. Несмотря на перенесённые им трудности, он жаждал мести лишь предателю и вожаку варваров. То есть его месть, к этому моменту, была исполнена заочно. Но оставалась ещё одна проблема.
Сын варвара выжил. Его судьба была бы печальной, если бы мы за него не заступилось. По крайней мере, большинство из нас.
Мы им напомнили, что парнишка никогда не был с ними жесток. Что лишь после его прихода, их жизнь перестала быть мучительной, пусть они и остались рабами. Да, от его рук, полегло немало их мужчин, но он всегда давал им шанс победить его. И при этом он не давал бесчинствовать другим соплеменникам, если считал, это недопустимым. Конечно, они привели, как считали, веский контраргумент. Неужели их спасители простят ему то, что он сделал с их товарищем? — вопросили тогда они нас. Тогда слово взял я и ответил им, что мой глупый собрат был слишком самоуверен, а его противник поступил, как любой думающий лидер: избавиться от первостепенной угрозы. Это убедило союз двух племён, но они не знали наших истинных планов на счёт этого сорванца.
Хотя мы ещё долго спорили о целесообразности его принятии в нас отряд, в который уже были тайно приняты Камнескрёб и дочь вождя рудокопов. Да и пошёл бы он с нами? В итоге было решено устроить с ним очную встречу.
Спустя месяц, мы приказали привезти его к нам, в наше временное убежище, построенное в деревне рудокопов.
Слепящий свет и свист дали понять Дэвиду, что в этот раз будет стандартное воспоминание, и он не удивился тому, что призрака отца не оказалось рядом.
Не успел Дэвид полностью осознать, где он находится, как краем взгляда уловил движение.
Из тьмы небытия, появился сын вожака в окружении трёх крепких и широкоплечих мужчин, вооружённых копьями. Его руки были крепко завязаны за спину, и он с вызовом всмотрелся в присутствующих уцелевшим глазом. Опустевшая глазница впала и теперь была скрыта тенями.
Дэвид, и стоявший рядом с ним варвар, находились в большой затемнённой комнате без окон, с низким покатым потолком из звериных шкур. Пол был выслан другими шкурами, более дорогими и мягкими. В центре, в углублении медленно горел огонь, освещая комнату своим сумрачным пламенем. В зале находились шесть учеников Эд’Ма, Камнескрёб и дочь вождя рудокопов. Они сидели полукругом, а возле них, на плоских глиняных чашах была разложена еда: мясо, лепёшки и отварное пшено. Восемь человек и девять мест. Место посередине было свободным, а справа и слева от него сидели Авель и Каин. Первый был бледнее обычного и о чём-то думал. Лицо Каина было полностью перемотано повязками, не считая крохотных щелей для глаз и рта.
По другую руку от Авеля сидел Гильгамеш. За этот месяц его раны полностью затянулись, и лишь перемотанная рука всё ещё висела на перевязи из полос кожи. Варвар посмотрел на бывшего противника с большим любопытством.
Далее сидел Авраам. В его взгляде читалось беспокойство и не меньшее любопытство, чем в глазах Гильгамеша. Неожиданно движение мира прекратилось, и Дэвид услышал голос призрака отца:
— Авраам тогда был взволнован. Когда он впервые обследовал потерявшего сознание сына вожака, он пришёл в ужас. Проломленный череп, выбитый глаз, сломанные рёбра, многочисленные ушибы и порезы, большое кровоизлияние. Но тот не только выжил, придя в себя через несколько часов, но даже попытался напасть на одного из своих многочисленных охранников. Спустя месяц он был практически здоров.
Голос утих, и движение возобновилось. Дэвид моргнул и решил, что лучше будет всё узреть до начала явно не самого лёгкого для всех диалога.
Последней, по правую руку от Авеля, сидела Сарасвати. Сегодня у неё был особенно пронзительный и острый взгляд, от которого варвара передёрнуло. Он старался больше не смотреть на неё.
Напротив Сарасвати сидела дочь вождя рудокопов. Она не смотрела на вошедшего пленника, предпочитая уставиться в пол, держась за руку напряжённого до предела Камнескрёба. В его взгляде читалась угроза в сторону варвара.
Сидевший следующим Джитуку всем своим видом показывал не страх и не любопытство, а ненависть. В своих руках он крепко сжимал остро заточенное кремниевое жало и не сводил взгляда с пленника.
Между ним и Каином сидел Осирис. Он сильно исхудал и был бледен, но в целом выглядел сносно, не смотря на потерю руки. Осирис, прислонившись к высокому камню, уныло изучал вошедшего пленника. Он вдруг вяло улыбнулся и, посмотрев на Гильгамеша, сказал:
— Ты проиграл достойному, Гиль. И вы все верно подметили: я получил по заслугам за свою легкомысленность.
Гильгамеш не успел даже слова произнести в ответ, так как зарычал сын вожака:
— Убейте меня!
— А смысл? — чуть подняв брови, спросил Осирис.
— Я теперь позор своего племени, — прорычал варвар и вдруг раздался звук рвущихся верёвок. Руки сына вожака были свободны и он, скрестив их на груди, одним быстрым движение уселся там, где и стоял. Варвар скосил взгляд и увидел, что в его шею упиралось жало Джитуку, а спиной почувствовал, как в неё упёрлись наконечники копий охраны, в глазах которых читался животный страх. Он всмотрелся в лицо Джитуку, полное угрозы, и оскалился:
— Я не до такой степени сумасшедший, чтобы атаковать всех сразу. Остынь, головешка.
— Джитуку, вернись на своё место, — чуть раздражено произнёс Осирис, тяжело вздыхая, — Я уже сказал, что лишь я виноват в том, что остался без руки, а Каину не он лицо порезал. Вы, трое! — обратился он к охране. — Ещё чуть-чуть и вы проткнёте его насквозь. А теперь, будьте любезны, выйдите и войдите тогда, когда мы вас позовём.
Он тяжело вздохнул и, не обращая внимания на недовольства уходящей стражи, вновь обратился к варвару.
— А ты, однако, хорошо говоришь на нашем языке. Хотя я не слишком удивлён. К тому же, меня сейчас волнуют другие вопросы. Лучше ответь мне, почему ты решил, что опозорен?
— Потому что вы убили моего отца, а это должен был сделать я! Мне остался всего лишь один лунный цикл до того, когда мне дали бы право побороться с ним за место вожака! А вы его убили!
— Тогда кто тебе мешает сразиться со мной или с моим братом? — поддал голос Каин. В его голосе была острая, как лезвие, ирония. — Можешь хоть здесь и сейчас, а можешь тогда, когда захочешь.
— Вы не понимаете! — сквозь зубы, произнёс варвар. — Я должен был победить именно его, таков наш обычай!
— Обычаи имеют привычку устаревать, — сухо парировал Гильгамеш.
— Вы не одной крови со мной, — хмурясь, ответил варвар.