Когда он убегал от врагов, Хатиман пытался перейти озеро по молодому льду, но провалился под него. В этот критический момент его способности резко усилились, и он смог прорваться на волю. Выбравшись, он удивился тому, что не получил ни малейшего повреждения, если не считать лёгкого обморожения, но Хатиман знал, как согреться. И лишь когда он добрался до твёрдой земли, на него надвинулось осознание того, что он остался один. Хатиман подался тому, отчего его берегли больше всего: настоящим эмоциям. Именно тогда он и услышал призыв Эд’Ма. Для его треснувшей души это было спасением и, не о чём больше не думая, он поспешил за отголоском послания. Далеко на юго-запад.
Последним о себе поведал необычайно высокий и темноволосый Вендиго, двенадцатый ученик. Он прибыл сюда, переплыв огромное и широкое море. Его племя почитало всё живое, ища с ними союз и вечный мир. Однажды его отец, всеми уважаемый шаман, находясь в поисках равновесия, прибегнув к помощи транса и вдыхания особых трав, смог связаться с Эд’Мом. Это произошло более цикла назад. В течение всего лунного цикла, он продолжал общаться с учителем, а после собрал племенной совет. На нём шаман поведал всем о том, кто сможет помочь им найти путь к гармонии. Но его отец также поведал им, что не ему суждено это сделать, так как он слишком стар и слишком грязен. Выбор пал на Вендиго. Через неделю он отправился в дальнее странствие, что само по себе стало настоящим испытанием для него.
Вендиго замолчал. Его лицо в отсветах пламени выглядело ещё более суровым и угрюмым, что очень сильно контрастировало с его голосом: нежным, тёплым и успокаивающим. Но не успел он замолчать, заговорил третий.
— Но разве учитель не говорил нам, что не так давно связался с новыми учениками? — с почти неприкрытым разочарованием, спросил юный Гильгамеш. Он не спускал с Эд’Ма жадный всепроникающего взгляда.
— Да, это так, но я не говорил, что это была первая с ними связь, — будто уклоняясь от допроса, но не убирая зрительного контакта, ответил Эд’М. — Может это и звучит грубо и цинично, но я ведь говорил вам, что мне нужно было подстраховаться. — Он оторвал взгляд от Гильгамеша и посмотрел на Вендиго. — Я лично до последнего боялся, что ты не сможешь пройти своё личное испытание и уже думал связаться с другим претендентом. — Эд’М встал и посмотрел на каждого из учеников. — Поэтому, понимая, что я действовал слишком эгоистично и не был с вами до конца откровенен, я даю вам шанс покинуть меня, ибо с завтрашнего дня мы пойдём далеко на север, где я в течение года буду проводить второй этап вашей подготовки. Это будет и лучшим вашим временем и самым тяжёлым.
Дэвид увидел, как все испугано посмотрели на учителя. Лишь в тусклых глазах Авеля промелькнуло странное сомнение, будто мрачное откровение. Но он промолчал, лишь слегка поджал губы.
— Если никто не хочет покидать меня, тогда всем спокойной ночи. Не забудьте выставить караульных.
Эд’М скрылся во тьме. Мрак застыл, а Дэвид вновь услышал голос Гильгамеша. Тень, появилась слева от него:
— Никто не ушёл. Начался последний, самый длинный и самый опасный отрезок нашего пути. Как и поведал учитель, через горы на север.
Путь лежал по берегу большой реки, а после через болота и молодой лес, уже тогда поразивший нас своими размерами. Чем дальше мы шли, тем всё реже и реже нам попадались люди, и всё меньше и меньше они походили на нас. Почти звери.
Но при всей загадочности и мистической красоте той части света, куда выше стоял вопрос единения. Мы десятеро, что прошли испытание битвой и трое, что прошли собственный путь. Это и правда было куда более тяжкое испытание, чем всё то, что было до этого. Для некоторых из нас, уж точно. Но тогда мы верили, что смогли справиться с ним.
Небрежный жест отца, слепота и режущий свист. Когда зрение и слух вернулись, Дэвид понял, что стоит посреди леса. Молодые ели вперемежку с берёзами и дубами. Вокруг царила поздняя весна. Ярко светило солнце. Дэвид увидел Эд’Ма с учениками. Они, весело и непринуждённо шли через густую, по щиколотку, молодую траву, о чём-то болтая. Особенно выделялся круглолицый Кон Фу Ци. Он, звонко и заразительно смеясь, что-то рассказывал своим новым друзьям. Когда они прошли мимо Шепарда, он последовал за ними.
— Быстрее всех влился в наше общество Кон, — меж тем, продолжила декламировать тень Гильгамеша. — Он был немного раздражителен, но его доброта, дружелюбие и жизнерадостность была настолько искренней, что почти все из нас полюбили его. Особенно Кон сдружился с Авраамом и Джитуку. Их объединила общая страсть к познанию «живой энергии», текущей как в животных и людях, так и в растениях. Поэтому они с большим вдохновением начали исследовать новые неведомые и суровые земли.
Но были среди нас и те, кто так и не смог принять Кона. Осирис, которого сильно раздражала его назойливость и хлещущая энергия, и Хатиман.
Как поведал нам Кон, когда Хати не было рядом, что он был груб с ним почти с самого их знакомства. И действительно, насколько был болтлив первый, настолько молчалив был и второй. Единственный кто нашёл к нему подход, был как раз Осирис. Будто бы общая неприязнь к болтливому собрату их сблизила. Но не смотря на его отстранённость, он хорошо слушал других и всегда выполнял возложенные на него обязанности. Хати многое видел и слышал, и это часто спасало нас от нежелательных встреч или бед. А ещё он был отличным охотником и рыболовом. Никто из нас и думать не мог, что кто-то превзойдёт Джитуку в этом ремесле. Но и Хатиман не был лучшим в охоте. Им был Вендиго.
Но ещё больше его способностей к охоте, нас восхитило то, как Вендиго ладит с животными. Его волк и ястреб поначалу нас пугали, но вскоре мы друг к другу привыкли. Однажды он спас нас от встречи с огромным разъяренным медведем, и с тех пор мы прониклись искренним уважением к тихому и доброму великану Вендиго. Все, кроме Сарасвати.
Она его сильно невзлюбила и жаловалась на то, что когда он рядом у неё начинает сильно болеть голова. Ещё ей не нравилось то, что она не может общаться с ним, как с остальными. Тогда учитель предложил ей выучиться языку жестов, но она восприняла эту идею в штыки. Ей это показалось унизительным.
Как я и говорил тебе раньше, после победы в ущелье, каждый из нас, так или иначе, переменился. Перемены произошли и в Сарасвати. В ней было посажено зерно гордыни, и оно крепло с каждым днём, благодаря извечным словам учителя о том, что мы были им выбраны ради великой цели. Но каждый из нас тогда был в какой-то степени тщеславен. Поэтому никто сильно не обратил внимания на эту перемену.
Как бы там ни было, но чем дальше мы шли, тем лучше понимали, что не будь среди нас этих троих новобранцев, наше путешествие было куда сложней и опасней, чем было.
Что же касается Прометея, Рей Сильвии и Одина, то Рей стала всеобщей любимицей. Даже угрюмый Хатиман был куда более мягок с ней, чем с другими. Она хорошо переносила путешествие и единственное, что её огорчало так это то, что горы, в которых Рей не чаяла души, остались позади, а те, что она встречала на своём пути, были ничтожны.
Прометей, подобно Аврааму, был тихим и понимающим человеком. Он был и хорошим другом, и просто приятным спутником. Как оказалось, он знал много интересных историй, а ещё прекрасно пел и мог сыграть любую мелодию. Даже на костях бывшего ужина. Вечера с ним пролетали незаметно.
Один… Он неожиданно присмирел и стал дружелюбен. Хоть Один и не был так хорош в охоте, как тот же Хатиман, но никто не мог спорить с его могучей силой и выносливостью. Если нужно было что-то проверить, а Джитуку не хотел рисковать, то вперёд шёл он.