Теперь Дэвид стоял посреди мирно спящего лагеря. Лишь разномастная охрана бродила по его периметру, бдительно смотря по сторонам. Ночь, завершая цикл, вновь таяла, уступая место очищенному дню. С запада, откуда пришли большинство из учеников, послышался раскат приветственных медных труб. Многие в лагере в мгновение очнулись и поднялись. Из большого шатра вышел Эд’М с учениками. Ни следа сна в их глазах.
Солнце показалось из-за горизонта, и её лучи протянулись в сторону тающей ночи, озарив лесную чащу, со всех сторон повеяло ослепляющим светом.
Белый и золотой. Золотая кожа, радужные глаза, шелковые золотые волосы, которым не нужен был ветер, чтобы казаться живыми. На их лбах красовались драгоценные камни различных форм и цветов, а те будто были продолжением их разума и душ. Уши были украшены серьгами в форме янтарного солнца или серебряного полумесяца. Глаза их были надменны и подведены серебряной тушью, а тонкие губы, независимо от пола, были окрашены в серебро. Охвачены украшениями были предплечья, кисти, голени, лодыжки и шеи. Нагие тела прикрывали белоснежные тоги и плащи, украшенные золотыми брошами в форме солнца. Обуты гости были в сандалии, подвязанные узкими лентами из тончайшей кожи.
Воины несли в своих руках изящные кинжалы и гибкие копья. На спинах весели щиты. Одеждой им была их кожа и мышцы и лишь то, что нужно было скрыть, было скрыто широкими повязками и тонкими поясами. Часть из них ехали на грозных колесницах, в которые были впряжены лошади, ничуть не уступавшие коням Авраама. Эти солдаты были вооружены длинными и лёгкими пиками и топориками.
Чуть сзади шли лучники, чьи более хрупкие, но гибкие тела защищали позолоченные наплечники и нагрудники. Их луки были огромны, а стрелы больше походили на копья. Что не удивительно, ведь все шедшие были выше всех прочих.
Девушки были чуть ниже мужчин, но их изящество было невероятным и завораживающим. Их кошачьи глаза испускали ум и высокомерие. Атласные одежды были подпоясаны крокодильими ремнями с серебряными застёжками, а пальцы украшены кольцами.
Люди везли с собой невиданное добро: золото, серебро и даже платину, драгоценные камни и минералы, атлас, чистый хлопок и шаль. Украшения, посуда, вазы, одежда. Специи, зерно и эфирные масла. Многое несли с собой люди Усура, предпочитавшего называть себя Осирисом. Но были ещё и рабы. Они были почти наги. Их кожа грязна, а лица измучены.
В центре процессии ехала огромная карета. Её тянули два могучих слона. Карету окружал ещё один отряд воинов. Они носили маски в форме голов шакалов и были вооружены мечами с кривыми железными лезвиями, а их нагие тела были обтянуты золотыми лентами с узорами в форме тех же шакалов. Они источали особый запах вызывающий страх и беспокойство, который почувствовал даже Дэвид.
Процессия, под звук труб и барабанов остановилась, дав путь карете, но и она вскоре остановилась. Боковая дверь открылась, и из неё вышел Осирис в сопровождении двух красивых женщин. Его шелковые золотистые волосы спускались до икр. На голову была одета корона в форме продолговатого шлема, а во лбу сиял огромный алмаз в форме четырёхконечной звезды. При всем своём изяществе, его глаза были всё такими же скучающими, а подбородок и верхнюю губу покрывала тонкая рябь неуклюжей золочёной поросли. Он зашагал, зевая и чуть прихрамывая. Там где была отрублена рука, крепился золотой муляж, что грациозно качался из стороны сторону в такт шагам.
— Мои любимый учитель и, конечно, мои братья и сёстры, — возвышено начал Осирис, дойдя до места встречи. Он поклонился, полусогнувшись, а затем выпрямился и вяло улыбнулся. — Надеюсь, я не опоздал?
— Ты даже не последний, — не скрывая иронии, произнёс Гильгамеш.
— Что? — удивлено, воззрился Осирис. — А я так хотел…
— Что же ты хотел? — с той же неприкрытой иронией, спросил учитель.
— Что? — сделал непонимающее лицо Осирис. А потом, надев маску безразличия, он направил руку в сторону людей в бежевых мантиях и масках соколов с короной в форме диска солнца. В их руках лежали широкие листья папируса, исписанные пиктограммами. — Я принёс свой вариант знаний. А ещё, — он указал на алмазную звезду в своём лбу, — я обнаружил удивительно простой и не сложный способ управлять энергетическими потоками, которые до этого давались мне со столь большим трудом и даже обучил этому других. Правда, у них пока получаются лишь всякие глупости.
Осирис расправил ладонь и в ней загорелся язычок хрупкого пламени. Он сжал ладонь, и огонь потух, оставив после себя лишь тонкую струю дыма. Почти каждого это восхитило. Всех, кроме Гильгамеша и Эд’Ма. Учитель, опустил голову и тяжело вздохнул. Этот вздох был полон тоски и горечи. Он обратился к Осирису, голос его был холоден:
— Ты прошёл испытание, но ты был почти на грани провала, Усур.
Осирис помрачнел, а его красивый рот сжался в тонкую линию.
— Я — Осирис, — сухо сказал он. — И в чём была моя ошибка?
— Ты решил идти самым опасным, но и самым лёгким путём. Напомню: твоя праздность приведёт тебя к погибели.
Осирис испуганно воззрился на учителя, а потом вопросительно посмотрел на всех своих братьев и сестёр. Все они были не менее напуганы, и почти никто не мог понять, о чём говорит учитель.
— Отпусти на волю рабов и не играй в идола. Пусть в дальнейшем твои люди поймут прелесть гармонии труда и умственной работы.
— Как скажете, учитель, — натянуто ответил Осирис и жестом отдал приказ одному из людей в маске сокола. Тот немного замялся, но поклонившись хозяину, побежал к ожидавшим людям. — Но тогда они поведают о том, что знали.
— Сара, прошу, очисти им память.
«Конечно, учитель!» — воспылав радостью, подумала Сарасвати. Она послала Осирису уничтожающий взгляд и направилась к его людям. Тот, проводив сестру взглядом, медленно повернулся к учителю и спросил его:
— Если не я последний, тогда кто же?
— Те, кто были первыми, но теперь идут ко мне последними, — мрачно ответил Эд’М. — Но я почти уверен, что к концу второго дня они оба придут к нам, если не решат отступить, поддавшись своим демонам.
Учитель повернулся и скрылся в шатре. Осирис же вновь задал немой вопрос своим друзьям. Ответил Гильгамеш. Ответом стало нервное пожатие плечами, что Дэвид понял как: «Самому интересно».
Новое воспоминание привели Дэвида не в новый жаркий вечер, а в поздний утренний час. Он вновь стоял на западной стороне лагеря. Из шатра вышел учитель. В его глазах читалось удивление. За ним последовали ученики. Он остановился на своём привычном месте встреч и стал ждать. Ученики, удивлённые этим неожиданным жестом учителя, также стали ждать.
Прибыл Авель. Он вёл за собой небольшой отряд — не более сотни человек. Они шли без оружия, опираясь на посохи, а за их спинами висели сумы. Люди были одеты в полосатые тоги чёрно-сизой расцветки и простые сандалии.
Авель и шедшие с ними люди были невысоки и очень бледны, будто плотные призраки. Глаза: серые зрачки на белых яблоках. Тонкие губы и волнистые волосы, будто загустевший свет.
Авель подошёл и каждому в отдельности медленно поклонился до самой земли. Его люди, чуть позади, повторили этот жест. Авель выпрямился и посмотрел в глаза учителя.
— Я не нашёл покоя на своей родине и решил странствовать. Я прошёл от границ умирающей земли, за пределами владений брата Осириса, до ледяных пустынь на дальнем северо-востоке. В этих странствиях я не нашёл своей родины, но зато нашёл близких людей. Все они, как и вы, моя семья. Прошёл ли я испытания?
Эд’М как-то странно усмехнулся и ответил тёплым голосом:
— Конечно ты прошёл, и даже лучше многих, — учитель обнял Авеля, но потом неожиданно сказал:
— Ну, а теперь я бы не прочь и тебя выслушать, Каин. Скажи мне: прошёл ли ты испытание?
Все удивлённо посмотрели по сторонам, не понимая, где же учитель увидел их последнего и самого старшего брата. И тут они услышали голос. Звонкий, тёплый, что проникает в тебя и согревает:
— Эх, а я так надеялся, что обману вас, учитель.
Буквально из воздуха появился Каин. Он сидел возле шатра, закинув руки за голову и ногу на ногу. Его лицо скрывала новая маска — золотой слепок его былой красоты. Его волосы были коротко пострижены и аккуратно уложены. Каин был одет во всё чёрное: штаны, куртка и сапоги из вяленой кожи. Сверху был накинут чёрный плащ с капюшоном. Возле его ног лежали два широких меча с изгибающимися к концам лезвиями. Каждый из них имел продолжение в виде тонких и длинных цепей.