Осирис медленно, но уверенно встал под арку. Обернувшись к своим братьям и сёстрам, он неловко улыбнулся им, подняв руку со сжатым кулаком:
— Братья и сёстры, я не буду прощаться, так как уверен: мы с вами увидимся, как только у всех наладятся дела. Я ведь прав, учитель?
— Врата не всегда будут закрыты для вас. Через некоторое время, вы сможете, скажем так, ходить друг к другу в гости. Ну а пока, я советую тебе заняться именно что налаживанием собственных дел.
— Это даже лучше, чем я представлял, — усмехнулся Осирис, а потом хмуро посмотрел на свой народ, и властно сказал. — Хватит бурчать и кривиться! Я пообещал вам великое будущее, и вы его получите! До не очень скорой встречи, учитель!
Осирис напоследок помахал всем своим союзникам рукой, и двинулся размеренным шагом в сторону сулящей непосильные испытания пустыне.
Очередной виток воспоминаний привёл Дэвида в другую пещеру. Она была почти такая же, что и прежняя, но Шепарду показалось, что она была будто бы несколько меньше. Кроме этого Дэвид оказался сразу на перепутье, между аркой, переходившей в очередную нисходящую лестницу (Эта арка была ещё меньше прежней?) и плотно запертыми вратами. За ними был слышен шум моря, веяло запахом лиственных лесов и… Пепла?
Он обернулся на шум множество ног, мирно идущих к перепутью. Из зеленоватого сумрака вышла нечёткая фигура Эд’Ма. Все прочие остановились, а учитель, дойдя до двери, снова повернулся к ученикам и произнёс:
— На этот мир могут в равной мере претендовать двое! — Эд’М замолчал, остановив взгляд на Сарасвати. Дэвид не сразу это увидел, но она была будто слегка рассерженной.
«Почему? Потому, что не ей дали первой решить?»
После немого зрительного контакта, Сарасвати надула губы и ушла чуть в сторону, а Эд’М, хмыкнув, продолжил:
— Двоим из вас. За этими вратами цепь множества островов, омываемых тёплыми и умеренными течениями. Они были порождены могуществом вулканов. Время от времени они будут напоминать о себе и выплёвывать на вас лаву, серу, пепел. Будет встряхивать поверхность, и перемещать в пространстве ваши земли, а порой обрушивать могущественные морские волны. И, конечно же, ураганы.
Но несмотря на это, воды полны рыбы и морских зверей, а острова, многие из которых огромны по своей площади, поросли лиственными и хвойными лесами. В них обитают различные промысловые животные, а также те, кто смогут лишить ваш жизни, если вы будете невнимательны или же не найдёте с ними общего языка. Вендиго, Хатиман! Кто же из вас выберет эти земли для себя и своих людей?
Великан Вендиго и коренастый Хатиман посмотрели друг на друга. Сверху вниз и снизу вверх. Каждый о чём-то думал, не сводя с собрата взгляда. Янтарь и рубин. Вендиго медленно качнул головой и, повернувшись к учителю, ответил своим размеренным мягким баритоном:
— Наверное, это эгоистично и даже алчно, но мне и моим людям здесь слишком мало места. Наша стихия эта земля и воздух и в последнюю очередь вода. Рыбы — немы, и нам до сих пор тяжело их понять, а морские звери… они любят покой и уединения. Мы им будем мешать. Кроме этого я хочу пройти с вами как можно большее расстояние. Вы ведь после этого исчезнете?
Этот вопрос взбудоражил каждого из учеников, но Эд’М лишь рассмеялся.
— Я обязательно ещё вернусь к вам и, по сути, всегда буду с вами, — умиротворяюще ответил учитель, а потом повернулся к Хатиману, не обращая внимания на то, что эти слова многих не успокоили. — Хатиман, ты согласен принять эти земли?
Хатиман выпрямил плечи и принюхался. Потом он присел и дотронулся до земли, закрыв глаза. На его суровом лице появилась улыбка:
— Если мы расслабимся, то этот мир нас поглотит?
— Все зависит лишь от тебя, но эти земли куда благосклонней тех, что выбрал Усур.
— Всегда быть начеку, значит, — Хатиман поднялся и посмотрел на свой народ. Он заговорил с ними на собственном языке, в отличие от Осириса, что предпочёл обратиться к своим людям на общем наречии. Речь его была полна яркого возвышенного пафоса и яростного призыва к действию. Люди в ответ расцвели фанатичной уверенностью и ясностью своих будущих поступков. Пещеру наполнил, внушающий трепет, отклик. Каждый из них приветственно поднял кулаки. Лицо Хатимана на мгновение озарилось удовольствием, а после вновь стало непроницаемым, когда он обратился к Эд’Му: