— Мои условия я высказал ранее и получил на них отрицательный ответ, — холодно ответил Исикава, тратя все последние силы на то, чтобы подавить в себе ярость, вызванную последними словами Чуви, но и этот поток иссяк. — И это мне говоришь ты?! Тот, кто смог бы сделать мир лучше, но решил умыть руки, чтобы потом вернулся в образе цепного пса?! И я повторю свой вопрос!! Почему ты не убил Осириса, когда, если верить слухам, у тебя была столь редчайшая возможность?
С лица Чуви сползла улыбка. Мусорщик затушил сигарету и, тяжело вздохнув, опустил глаза.
— Малыш Шепард, будь так любезен, подключи остаточный анализ и… — Чуви посмотрел на Дэвида и покачал головой. — Нет… не в таком состоянии и у нас уже на это нет времени. Тогда, будь так любезен, вытяни из Исикавы куна всё, что можно узнать о сегодняшнем приключении, а после убери из головы Исикавы куна всякие упоминания о нашей последней беседе с ними. Приступай!
Лицо Чуви исчезло, уступив место лицу Дэвида. Исикава, увидев его, почувствовал, как внутри него всё сжалось. Виной тому было ни то, что челюсть Дэвида ещё не покрылась кожей: оголённые мышцы и плотно сжатые зубы, и не леденящая аура Сплина, сковавшее его тело. Нет, его пугало то, что его ментальную защиту взломают и узнают о том, что должен знать лишь он. Но!
Это было его последнее испытание, и он был безмерно благодарен Тчи, что он поведал ему о силе Дэвида Шепарда. Он выстоит!
И вот, Дэвид, безразлично всматриваясь в Исикаву, сел на колени и положил руку на лицо Масамунэ. В этот момент Исикава почувствовал, как в его голову вторглась злая всепожирающая сила, жаждущая высосать из него всё, что делает его человеком: знания, опыт, память. Эта была горячая расслабляющая, почти парализующая сила. Она не церемонилась с Исикавой, стремительно обволакивая ему мозг, проникая в мышцы, в сухожилия, в нервы. Однако Масамунэ удалось ужалить чудовище, отбросив его на самый край своего сознания, откуда оно пришло. Дэвид слегка разжал руку, но спустя мгновение, за которое он задумчиво склонил голову на бок, вновь сжал её с куда большей силой. Чудовище, сминающим всё на своём пути потоком, вновь вторглось в голову Исикавы. Монстр набросился на поставленные барьеры и вновь вынужден был отступить, но в этот раз ему удалось задержаться. Невидимая тварь сделала быстрый манёвр и вновь набросилась на преграды, отступила и вновь атаковала. И вот барьер дал трещину! Существо жадно принюхалось, отступила назад, разогналось и ещё раз, всей своей незримой массой, набросилась на барьер — щель стала шире. Но и этого было мало!..
«Какое же было моё первое осознанное воспоминание? — вдруг подумал Исикава, продолжая обороняться, а потом на его лице появилась грустная улыбка, — Конечно же, это было воспоминание о боли…»
Ему было около двух лет, когда умерла мать. Она покончила с собой, не выдержав вынужденного заключения в «золотой клетке». Его неосознанные воспоминания были полны плавных образов, мелодичных напевов, перезвона колокольчиков, запаха цветущей сливы и нежного тепла. А потом это исчезло. В его память врезался образ хладного трупа матери, обвёрнутого в серебряный саван, и широкая сутулая фигура, крепко сжимающая кулаки. От мужчины исходило неведомые чувства, что впервые жизни испытал Исикава. Они были тягучими, всепроникающими и пожирающими. Потом он узнает, что эта была смесь ненависти, презрения и любви, но тогда новые ощущения испугали его, и он шумно и горько заплакал. Исикава не мог вспомнить сколько времени продолжалась его истерика, но вот боль, что её завершила, Масамунэ никогда не забудет. Горячая, резкая и безжалостная. От силы удара он упал на землю. Посмотрев вверх, Исикава увидел перед собой жестокое и упрямое лицо человека. Его отца. Эти глаза, полные тлеющих углей, оставшиеся от некогда бушующего пламени, были его вторым осознанным воспоминанием. В них не было ничего, кроме бесцельного стремления никуда и вглубь.
А затем одно воспоминание начало наслаиваться на другое. Воспоминания постоянных тренировок, грузной учёбы, сменялись тоской и одиночеством. Затем его обволокли тёплые чувства, когда он однажды нашёл древнюю родовую библиотеку, покрытую пылью и паутиной. Это воспоминание сменилось тем днём, когда он поссорился с отцом. Исикава рос в спартанских условиях, но военное ремесло его никогда не привлекало. Масамунэ желал отправиться в путешествие по Башне и, может, однажды даже посетить Грань, а офицерское ремесло хоть и могло дать ему такую возможность, но во многом его ограничивало. Ссора закончилась тем, что отец выгнал его из дому, лишив права на наследство и любых сбережений. Ему тогда было шестнадцать лет. Но не смотря на нахлынувшие на него невзгоды, Масамунэ видел лишь перспективу, а то, что он остался без денег воспринял, как личное испытание. Если он с ним не справиться, то значит грош ему цена.