Но не успел Шепард войти во двор, как он чуть было не задохнулся от увиденного. Нет, его не удивило, что перед ним оказался удивительной красоты фруктовый сад с изумрудною травою и дорожками, выложенными речным камнем. И не то, что он попал из жарких джунглей на равнины средней полосы, что было им замечено ещё при первом обозрении сектора. Нет! Его поразило странное щемящее дежавю! Второй раз за короткое время! Он будто стоял на пороге приюта, некогда построенного им и Анжелиной. Нет, в увиденном им пейзаже было мало общего с его прошлым, но это был именно что приют.
Много, почти около полусотни детей, разного возраста и происхождения: чистые, сытые, довольные, в светлых одеждах, суетились, заканчивая сервировку нескольких круглых столов в тени фруктовых деревьев. Детьми командовала Хана, что сменила своё чёрное платье с платком на платье и платок цвета небесной лазури. Это наряд, как и прошлый, почти полностью покрывал её, оставляя открытым лишь лицо, сияющее и добродушное. Дополнял её нынешний образ широкополая шляпа с ленточками и искусственными цветами и фартук в горошек. Руфь подбежала к Хане и, что-то ей радостно сказав, указала на Чуви и Дэвида. Девушка резко сменила добродушие на учительскую, почти директорскую строгость и прищурила глаза. Чуви, увидев это, поднял руки вверх и уже хотел что-то ей сказать, но она, сделав несколько шагов вперёд, упёрла руки в бока и очень сильным, подавляющим всякую волю, голосом обратилась к мусорщику первой:
— Чуви! Как это понимать? Почему перенесли вечеринку, и почему ты передаёшь такую важную информацию столь странным способом? НЕ УВОРАЧИВАЙСЯ!
Последние слова были произнесены будто из самой глубины естества Ханы, и Дэвид почувствовал, как на его спине волосы стали дыбом. Таким же голосом девушка несколько недель назад остановила его с Нефертати, заставив их застыть на месте, но данный «приказ» в этот раз был направлен не на Дэвида, а на Чуви. Тот замер и, нервно цокнув языком, сквозь зубы, произнёс:
— Хана, милочка, тебя ведь предупреждали, что нельзя использовать Голос против своих, кроме особых случаев?
— А я тебя предупреждала, чтобы ты не хитрил, Чуви? Так почему вечернику перенесли к Моти?
— Ох уж эта Ингрид, взяла и сдала меня с потрохами!
— Мне сообщила не она, а господин Риши!
— Тогда, что ты ко мне пристала? — тяжело вздохнув, раздражённым голосом пробормотал Чуви. — У него и спрашивай.
— Он мне намекнул, что ты и так наведаешься ко мне.
— Я ещё поговорю с дядей по этому поводу, — с натянутой бодростью, ответил Чуви, — Но так уж и быть, ты тот человек, которому можно сказать больше обычного.
Чуви осторожно подошёл к девушке и зашептал ей на ухо. Хмурость уступило место сосредоточенности, её сменило удивление, а оно переросло в сомнение.
— А разве это разумно?
— Меры безопасности усилены и под личным контролем Старика плюс только свои.
— Но зачем ты тратишь время, когда легче было…
— У меня есть ещё одно дело, поучительное, так сказать, — ответил Чуви и головой указал на Дэвида. Девушка удивлённо уставилась на него, издала многозначительное «ой» и вновь стала добродушной. На её овале лица появилась цветущая улыбка.
— Привет тебе, Дэвид Шепард. Что? Силой заставили вливаться в общество? Что ж, я тебя прекрасно понимаю.
— Понимаете? — с сомнением в голосе, спросил Дэвид.
— Поверь мне на слово, очень понимаю, — ответила Хана. — Я лично придерживаюсь мнения, что большое общество - это хорошо, но в малых количествах.
Дэвида в этот момент подмывало сострить по этому поводу, наблюдая за тем, как вокруг девушки шумело и перемещалось около пятидесяти детей - большое общество в миниатюре. Но не успел он и рта открыть, как услышал ржание и цокот копыт.
Из-за угла дома выехал всадник на красивом пегом коне. За ним появились ещё трое наездников. Это был Кротос в сопровождении трёх юношей, одному из которых скоро должно было исполниться восемнадцать, как показалось Дэвиду. Сегодня прометеец сменил свой запылённый ковбойский наряд на нечто более праздничное, но нижняя часть лица по-прежнему была скрыта за платком: ярко-красный с узором из белых пятилистников. Он и дети остановились на границе ухоженной праздничной площадки и сада. Хана, как только увидела Кротоса, не дожидаясь пока тот слезет с лошади, подбежала к нему и взволновано спросила:
— Что там?
— Ложная тревога, — ответил Кротос, чей голос был приглушён платком. — Как я и говорил: ей жеребиться лишь послезавтра.
Хана облегчённо вздохнула, а вот дети, заметившие Кротоса, ещё раньше Ханы, побросав все свои дела и столпившись возле наставника, разочаровано простонали. Наставница подняла брови, хлопнула в ладоши и воодушевлённо произнесла:
— Так, дети, если всё готово, то пришло время празднества. Мы и так с ним задержались. Чуви, — более строгим голосом, обратилась Хана к мусорщику, — я думаю, ты с Дэвидом не откажитесь с нами разделить этот праздничный стол?
— Вообще мы уже сегодня… — хотел было отказать Дэвид, желая поскорей покинуть это место, полное дежавю, но его перебил Чуви.
— А почему бы и нет! — произнёс он, загородив собой Шепарда, а сам, уголками рта, как только Хана отвернулась, так чтобы его слышал только Дэвид, зашептал. — Она не в духе, отказ для нас будет иметь такие себе последствия.
Шепард сжал губы в тонкую нить и вынужден был подавить очередную волну раздражения.
За самым большим из столов воссели Хана и Кротос, по обе от них стороны, расселись старшие дети и гости, а другие дети заняли прочие столы и столики. Дэвид с Чуви сели напротив наставников сирот. Шепард внимательно осмотрел пару мусорщиков. Оба были молоды: Кротосу было двадцать семь, а Хане - двадцать пять, но так как на них смотрели дети, восхищало Шепарда. Ему этого так и не удалось добиться от своих учеников, пасынков и падчериц.
«Чем не очередное доказательство, что я именно его сын?»
Хана, между тем, с теплом осмотрев детей с гостями, закрыла глаза, сложила перед собою руки, а затем тихо, с толикой своей силы голоса, произнесла:
— Сегодня день, когда семьдесят три года назад мир был спасён от краха. Это был день великой победы и великого горя. Много полегло людей за это дело, но много поляжет впоследствии, так как мы, люди, при всём своём уме, самые глупые существа на свете. Поэтому будем помнить ошибки прошлого и делать из них выводы, а не совершать их вновь, и только потом учиться. Также поблагодарим всех тех людей, кто сегодня позволил нам вкушать сей чудесный хлеб и рыбу, овощи и фрукты, вино и молоко. Во славу людей, что человечны. С праздником вас, дети мои, а также с наступающим новым годом. Во славу!
— Во славу! — повторили дети, чуть ранее также сложив руки перед собой и закрыв глаза. Это же проделали Кротос и Чуви. Дэвида слова Ханы немного поразили, и поэтому он не сразу сообразил, что ему также стоит повторить этот жест.
— Во славу, — тихо произнёс Шепард, при этом не спуская взгляда с Ханы, что добродушно улыбалась ему, прожигая ответным взглядом, а затем все приступили к обеду.
Праздничный стол Ханы отличался от того, что видел и пробовал Дэвид в Квартале беженцев. Там столы ломились от жирной, острой и очень сытной еды. Много мяса и соусов. Здесь столы не меньше ломились от яств, но мяса было очень мало, преобладали рыба и овощи. Было много фруктов и молока и немного вин. Выпечка была во многом простая, но вкусная. Строгость и лаконичность.
Ели молча, лишь звуки пережёвывающих челюстей и стук посуды. В течение десяти минут никто и не подумал проронить и слова. Затем Хана сложила руки, ладонь на ладонь, и гостеприимно посмотрев на Дэвида, обратилась к нему:
— Я вижу, что тебя что-то гложет, Дэвид. Не стесняйся, поведай нам.
Дэвид выпрямился и вновь внимательно всмотрелся в девушку, потом, отведя взгляд в сторону поляны, где паслись лошади, и задумался.
— Лошади… не думал, что в этом месте их рентабельно выращивать, — тихо произнёс Дэвид, через несколько мгновений тишины, в течение которых на него уставилось множество детских любопытствующих глаз.