«Ещё чуть-чуть, сын, ещё чуть-чуть, и тогда его можно будет обратить, а пока жди» — послышался в его голове столь знакомый и столь ненавистный голос отца и, сам того не ведая, Шепард взвыл от тошнотворного озарения.
«Ты снова пытаешься меня контролировать, отец? Ну уж нет!» — взревела мысль в голове Дэвида, и он устремился к твари, обнажённый, выставив перед собой руки.
И в этот момент кто-то его крепко схватил за плечо и оттолкнул назад. Это был Чуви: с небывалой решимостью на лице и с чем-то ещё, плохо различимым, похожим на сострадание. Он устремился к твари. Шепард увидел, что тело мусорщика было сильно изранено. У него были оголены рёбра и вырваны целые куски мяса, а кожа почти везде была иссечена и покрыта засохшей кровью. Одежда Чуви превратилась в лохмотья и, оплетаясь змеями вокруг его тела, шевелилась против всех законов бытия. И ни следа регенерации или работы Лицензии.
Мусорщик стремительно шёл к порождению Пандорума, словно обычный солдат на заведомо проигранную битву, где его ждёт смерть. Чуви выставил перед собой левую руку, покрытую татуировкой шипастой лианы, будто в последнем отчаянном жесте. Но Дэвид, на автомате войдя в обострение, заметил, что с его рукой было что-то не так: татуировка ярко светилась и от неё исходили молнии.
Дэвид падал и падал, и он видел, как Чуви остановился и упёрся ногами, как обхватил правой рукой левую руку, выше локтя, как у него вздулись вены и напряглись мышцы, как татуировка всё сильнее и сильнее наливалась светом: почти тошнотворным, почти нестерпимым.
Шепард упал, но практически сразу сел, поднявшись на руках. В его уши ворвался дикий рёв, и он увидел, как тварь направила на Чуви свои жуткие оплавленные руки. Сбоку от Дэвида выросли и ожили тени, зашептав сотнями голосов, повеяло жутким холодом. Тени устремились к чудовищу, окружив его со всех сторон, и очень быстро покрыли его тьмою, как мумию бинтами. В этот момент Чуви, медленно продвигаясь к своей цели, с ещё большим количеством свежих ран и ожогов, подскочил к дёргающей, хлюпающей и стучащей зубами твари и дотронулся левой рукой до его бледного выпуклого глаза. Монстр, взвыв леденящим душу голосом Глицинии, истерически задёргался из стороны в сторону, в попытках освободиться из настигшего его плена. Из него заструилась клочьями и струями желтоватая дымка, тут же всасываясь в руку мусорщика. Чуви что-то крикнул (Дэвид не расслышал, что именно из-за стоявшего вокруг гвалта разрушения, звуков растворения и визга существа), и тени Сплина исчезли. Мусорщик поднял правую руку вверх, и его левая рука вспыхнула слепящим светом, заполнив собою всё видимое пространство. Затем он вздрогнул, и что-то страшное, драконом рассекая свет, унеслось в бледно-синее небо с жутким рёвом тысячи взлетающих ракет. Дэвид вновь упал на спину и прикрыл уши руками, но перепонки успели лопнуть. И только он подумал, что вот-вот его всего вывернет наизнанку или разорвёт на куски, всё стихло.
Открыв глаза, убрав руки от ушей и снова приподнявшись на руках, Дэвид увидел сквозь красноватую пелену сидевшего на коленях Чуви. Он одною рукою кого-то с нежностью обнимал и ласково гладил по спине ею же. Шепард протёр глаза, и мир стал чётче, а затем он увидел, что мусорщик обнимает бессознательную смертельно истощённую Глицинию, измазанную жёлтой тягучей слизью от которой несло желудочным соком. Дэвид встал, осторожно подошёл к ним и ужаснулся, увидев полностью обнажённого Чуви. Лицо: почти череп, волосы спеклись, правой руки не было до плеча, левая словно высушена, а алого дыма регенерации всё ещё не было.
— Вот ведь глупышка, — очень тихо, хриплым, уставшим и грустным голосом утешал Чуви девушку. — Нужно было сразу идти ко мне. Я ведь всегда был с тобой искренен, а ты… Ну ничего, мы вытащим этого паразита из тебя, дай только время.
Глициния открыла глаза, посмотрела на Чуви мутным взглядом, слабо улыбнулась ему и обняла, а затем её плечи начали содрогаться под такт приглушённых всхлипов.
Дэвид вновь замер с открытым ртом, не зная, что ему делать. Меньше всего он хотел оказаться в столь странной сентиментальной ситуации на фоне подобных разрушений.
Где-то вдалеке разгорались пожары. За полуобрушенными стенами происходила какая-та возня, бродили испуганные люди: кричали, стучали, топали и бежали тысячи ног, но этим двоим было плевать.
Чуви резко выпрямился и всмотрелся куда-то в пустоту. Мусорщик, напоминая в этот момент пса, навострившего уши и учуявшего опасность, сказал, и Шепард впервые услышал в его голосе страх: