На улице нас перехватили местные школьницы. Ещё одна традиция зародилась здесь – эскортировать хоккеистов целыми группами поклонниц. Они сопровождали парней в прогулках, дежурили возле школ и подъездов в ожидании выхода своих кумиров. У Женька имелся целый кордебалет поклонниц. Змея тоже немалая группка опекала. Понятно, почему он так безболезненно с Алкой расстался.
- Куда ты пропал? Все тебя искали, - накинулся на меня Вовка.
- Девчонки, это же Козлов! – заверещала самая мелкая сикилявка и перескочила ко мне. В следующие мгновения вокруг меня организовался собственный эскорт из трёх мордочек. Одна жирненькая такая, другая – худая, мелкая, да конопатая, третья вроде бы нормуль, но даже до уровня Бекетовой явно недопрыгивала. Прямо как в сказке: - «А ткачиха с поварихой, со сватьей бабой Бабарихой…». Школьницы ещё. Только по улицам с ними шлындать. На большее рассчитывать бесполезно.
- Тити-мити мне мои нужны срочно, Женя, - попросил капитана.
- Щас мы все в бассейн идём обмываться, а потом Чинку надо на шахматном сеансе ассистировать. Потом получишь свои деньги, - ответил за него Змей.
И здесь он пресс-секретарём успел заделаться.
- Поговорить мне надо срочно и наедине, - настаивал я.
- Тогда пошли ко мне, - с готовностью согласился Женёк, - Холодно стоять в трениках.
Глава 7
Суббота, 22. 02.1975 г.
Дошли до его подъезда, попрощались с эскортом и поднялись в квартиру. Чинок первым делом предложил принять душ, обмыть потные тела. В ванну умудрились залезть все трое и с упоением принялись подробно изучать моё тело, вернее, побои на нём. Экскурсоводом по этой теме заделался Змеина. Он компетентно объяснял как, с какого положения и каким предметом наносились удары по мне. Даже поневоле закралось предположение об его участии в моём избиении. Раны уже не производили того жуткого впечатления, как раньше. Кое-где оставалась только легкая желтизна.
Гораздо больше вопросов возникло по поводу моего усовершенствованного тела. Глаза ребячьего капитана горели жуткой завистью. Не особо напрягаясь, я доказал связь между битьем и получением красивых мускулов. Захотелось приколоться малость. Судя по взглядам Жеки и Вовки, ожидается в скором времени некое леденящее душу событие, а дядя Витя навеки побоится брать в руки ремень.
Накупавшись, выползли на кухню с полотенцами на бёдрах для обещанного разговора. Рассказал о случае у кассы и что мне нужно убираться подальше от дядиных глаз. Чинок всполошился, даже побледнел:
- Зачем тебе уезжать? Завтра игра на выезде. Оставайся, у меня заночуешь.
- Я с Вовкой договаривался только на одну игру. За интересы дяди Коли мне впахивать никакого желания нет после его поступков. В ментовке меня почти убили, но могли сразу выпустить, стоило бы Шумилову пару словечек за меня замолвить.
- Обижайся на дядю, а нас не наказывай! – заканючил Жека и зачем-то принялся оправдывать директора, - Николай Михайлович за тебя переживал. Ездил сам в балабинскую милицию выяснять. Не держи на него зла, пожалуйста, Чика.
- Чики здесь нет. Его предали и убили, - развёл я руками, - Доставай тугрики и давай расставаться.
- Паша, пойми. Мне очень нужна победа в турнире. Не буду ничего объяснять. Просто очень нужно. Хочешь, на колени перед тобой встану? – умоляющим голосом зачастил Чинок.
- Мне то что? Хоть плашмя ложись. Делай, что твоя душа пожелает, только деньги мои верни, - разошёлся я.
- Ты голым по улице пробегись. Он такое любит, - вякнула коварная Удавина.
Удавлю когда-нибудь это вредоносное существо.
- Когда я такое любил? Чё ты мелешь, Медь! Сам постоянно норовишь голую жопу свою кургузую мне показать, да причиндалами перед моим носом постоянно махаешь, - взвился я.
Чинок встал и стянул своё полотенце с тела, оставшись полностью голым. Стал обуваться. Видно было, что он сильно переживал будущий позор. Губы сильно тряслись.
- Ладно, я согласен играть дальше, - психанул я, - Но за это ты тоже кое-что для меня сделаешь.
Сделал театральную паузу. Голый пацан задвигался как-то обрадованно. Если он вдруг бы стал собакой, то сейчас вилял вовсю хвостом, ожидая команды хозяина.
- Расскажешь мне наедине причину своего страстного желания победить в этом турнире. Только абсолютно честно, без утайки.
Женёк после некоторых колебаний согласился. Видать, ему предстояло исповедаться мне в чём-то таком, глубоко личном, интимном. В том, что гораздо значимей стояния на коленях, бега голым по улицам и прочих жутких унижений для пацана. Ладно, понимаю. Найдём иное время без вовкиных ушей.