Весной следующего года, в один из майских вечеров, Юля на студенческом тусняке в Энергетическом институте осторожно вербовала молодых ребят. Довербовалась до влюбленности в красавчика Колю Никитина. С того момента они всегда были вместе. Вспыхнувшее между ними чувство волнующе обрамлялось романтикой совместной подпольной деятельности.
В сентябре 1974 года две параллельно действующие группы решили объединиться. Их лидеры возглавили это объединение с новым названием "НКПСС" (Неокоммунистическая партия Советского Союза). Приставка "нео" появилась, чтобы не смешивать их организацию с правящей контрреволюционной партией. С собой парни принесли идеи "новых левых" Че Гевары и Маркузе и какую-то особую бесшабашность, что заметно разбавило экзистенциальные устремления и основательность девчонок.
Кто-то донес в КГБ на деятельность юных подпольщиков. Сразу после новогодних праздников начались аресты. Несмотря на объединение, структурно обе группы действовали отдельно. Это позволило группе Магнат почти в полном составе избежать ареста. Тарасовцам и Юле не повезло. Начались допросы. Отец отмазал дочь, но по его настоянию с институтом пришлось распрощаться, не закончив последний курс. Максим Макарович решил таким образом оградить Юлю от влияния опасной среды, а ее обучение завершить по заочной форме. Таким образом, она и оказалась в наших краях.
Схваченных комитетчиками молодых подпольщиков судить было не за что. Их взгляды были, самые что ни на есть коммунистические. Но это оказалось еще страшней и опасней для коммунистических жрецов. Ведь их монополия на истинность и правильность исполнения ленинских заветов оказалась под угрозой. Парней отправили по спецпсихбольницам.
Самым удивительным было то, что все они были очень молоды. Одному из них - Сергею Трубкину - только-только исполнилось четырнадцать лет. В психушках их не лечили, а наоборот, пытались свести с ума. Пыткам инсулиновой комой, так называемой электросудорожной терапией и слоновыми дозами нейролептиков позавидовали бы даже в Гестапо. Сейчас начало марта, а значит молодые революционеры пытаемы уже больше месяца.
К сожалению, организм Коли Никитина оказался слабее его воли. Сердце остановилось еще на первой неделе пребывания в этом веселом заведении. Чтобы избежать огласки и наказаний за оплошность, палачи не придумали ничего лучшего, как обвинить Колю в побеге. Родственников комитетчики стали терроризировать якобы поисками парня. Тело замученного молодого человека было тайно кремировано.
Всего этого Юля естественно не могла знать. Я еще тоже не решил, как поступить. Правильнее скрыть эту страшную новость от нее, но и утаивать нечестно тоже. В общем, пусть время само подскажет.
Возвращение в брежневскую реальность оказалось забавным. Сколько я отсутствовал здесь? Несколько долей секунды? Но Андронику вдруг серьезно приспичило именно в этот момент. Он начал дубасить в дверь, как на пожаре. Проблемы совмещенных санузлов. Я быстренько вылез, обтерся и, натянув трусы, открыл дверь.
- Ты чего не открываешь, паршивец? - возмущенно заорал мужчина.
Странно, обычно он говорит нормально и без акцента. Теперь же он заметно, особым образом по-армянски растягивал слова.
- Чего шумишь? Детей разбудишь. И мне было нужно помыться, - примирительно буркнул я.
- Ты не один в квартире. Понимать надо своими тупыми извилинами, - продолжил возмущаться армянин.
- Вообще-то правильно сказать: один. А вы все - мои гости, пока что, - начал понемногу вскипать и я.
- Не хами, мальчишка! Видно сразу, что плохо воспитывали. Ремня мало давали.
Я не пойму. Они чего вчера в рот приняли с Любовью вместе? Или их собаки бешенные покусали? На пустом же месте скандал.
- А тебе видно оглоблей по голове прилетело, - не сдержался я.
- Чего? - взвизгнул Андроник и замахнулся кулаком.
Я на инстинктах ввалил мужику по скуле. Тот вывалился в коридор, прямо на руки своей суженой.
- Пашка, ты чего распоясался! - завопила теперь уже она.
- Валите все нах из моей квартиры. И чтобы духу вашего здесь не было, - мрачно проговорил, быстро одевшись и выметнувшись на улицу.
Я не собирался идти на первые уроки в школу. Хотелось только попозже, где-нибудь к полудню случайно столкнуться с Юлей. И еще забросить кое-какие идейки директору в голову в продолжение нашего с ним разговора. Вовану тоже теперь не слишком заморачивался учебой с моей подачи. Он, гад, ящиком вискаря мне должен проставиться только за то, что его попа теперь девственно бела и начала полегоньку забывать обжигающие поцелуи батиного ремешка. К слову, чтобы за язык не хватали, я не изучал особо его тощую задницу и, скорее всего, упустил наличие всяких там разных прыщей, угрей и прочих потертостей.