Леший и Лиза пошли на кухню о чем-то бухтеть. А я уселся снова на диван и по просьбам школяров исполнил еще раз песни из Токарева. Потом от себя добавил еще пару песен Визбора «Милая моя» и «Ты у меня одна».
— Я с ним знакома, — услышал лизин голос, — Могу и тебя с ним познакомить.
Женщина незаметно подсела ко мне на диван. Посидев немного, она встала и попрощалась со всеми. Славка всем объявил:
— Все, мужики. Мне нужно провожать гостью. Заканчиваем представление.
Парни стали подниматься и выходить в коридор. Блин, хоть бы кто поблагодарил за мой трехчасовой надрыв горла. Насчет гонорара тоже молчок. Наверное, все решили, что я корячусь ради каких-то особых ништяков от комсомольского бога. Лиза предложила мне присоединиться к компании провожающих, а я присоединил Медика.
Ожидал из опыта прошлой жизни представительскую машину на стоянке, или хотя бы личный жигуль. Все оказалось значительно проще. Мы проводили ее до остановки и посадили на подоспевший автобус. Женщина попрощалась с каждым за руку. Показав на меня, заметила:
— Берегите его, ребята. Талантливый парень у вас подрастает.
Вот зачем нужно было там говорить? Чуть не расплавился как сыр от смущения. Я и Медик распрощались с Лешим и его свитой и пошли по своим домам.
Квартира встретила меня настороженной тишиной. Матери дома не было. Ковер в зале оказался сбит на сторону, дверцы серванта распахнуты, вся посуда и статуэтки исчезли. Самым неприятным для меня открытием стало пропажа гитары.
— Ну, японамама, совсем мозги пропила.
Чего-то я из-за этой гитары разоряюсь? Вроде бы Чике положено сейчас быть в отключке, а не эмоциями расшвыриваться. Продолжаю инспектировать имущество в чикиной комнатке. Из письменного стола исчезла всякая мелочевка типа карандашей, отверток, пассатижей. Из шкафа на полном серьезе умыкнулись трусы, носки и прочее белье. Я думал, что меня уже ничем нельзя удивить. Видимо, ошибался. Продать мои перештопанные носки можно только какому-нибудь психопату-фетишисту. В задумчивости я выключил свет и прилег на кровать. Наплевать. Мне сейчас на все наплевать.
Заснуть не удалось. Из прихожей послышались звуки. Кто-то пытался открыть дверь квартиры ключом. Ясно, что это вернулась алкогольная фея в статусе моей нынешней матери. Из большой комнаты раздались звуки шагов и открываемых шкафов. Потащили какую-то тяжелую вещь. Видимо, мать привела кого-то и распродает остатки мебели. Хрен с ней. Пусть делает, что хочет. Я собрался отвернуться к стене, как в мою комнату зашли и включили свет. Присмотревшись, увидел Алевтину. Соседка и партнер матери по алкогольным утехам держала в руках ключи от квартиры. Увидев меня, она испуганно отпрянула. Я вскочил с постели и спросил:
— Что тут происходит?
Телевизора уже не было. Двое плоховыбритых мужчин собирались выносить диван.
— Я задал непонятный вопрос?
Мои спокойные слова и тон вызвали вдруг странную реакцию. Визитеры резко развернулись и бодрым шагом покинули квартиру. Я натянул брюки и в тапках прошествовал до квартиры Алевтины. Она долго не открывала.
— Чтобы через пять минут ключи и вынесенные из квартиры вещи были на своем месте, — сказал я в приоткрывшуюся на цепочку дверь.
— Жить без приключений нам никак нельзя… — напевал я крокодилью песню, возвращаясь в свою квартиру.
На площадку вышла Таисия Степановна. Я вспомнил о долге и устыдился. Но старушка поведала мне, что чикину мать сегодня днем парализовало. Соседка Алевтина выпивала с ней. Она и вызвала скорую помощь.
Итак, возникла проблема. для чикиной мамы я — человек посторонний. Иногда мысленно осуждал и обзывал всякими нехорошими именами. Но, Чика есть, и остается ее сыном. Как он теперь себя поведет? А если мамаша коньки отбросит, то пацана все с превеликой радостью отправят в детдом, психушку, спецприемник. Засунут куда угодно, лишь бы с глаз долой. Давно заметил, что там, где декларируются много красивых слов, в реальности все обстоит хуже некуда.
Через десять минут мне пришлось побеспокоить милую старушку, чтобы попросить позвонить с ее телефона в больницу и в милицию. От дежурившего врача узнал, что состояние больной Чекалиной Марии Михайловны стабильное, узнал номер палаты и время посещения. Позвонил и в милицию. Сообщил туда о факте ограбления квартиры по такому-то адресу. Вежливый голос вызов принял. Спустившись на этаж, позвонил в дверь Алевтине и, напомнив о ключах и вещах, предупредил о скором приезде милиции. Ключи воровка вернула сразу, злобно бросив через щель двери, открытой на длину цепочки. А телевизор назад возвертали спустя десять минут два уже знакомых угрюмоватых субъекта, недовольно посверкивая глазами.
Только к десяти часам вечера подъехала милицейская машина. Раздался длительный звонок. Я открыл дверь и пригласил войти двум представителям закона: плотного телосложения капитану и совсем молодому младшему лейтенанту. Судя по недовольному виду у обоих, помощи в обличении воровства можно смело не дожидаться. Назвал себя, описал ситуацию. Капитан кисло взглянул на меня и потребовал кого-нибудь взрослого. Я предъявил им Таисию Степановну. Старушка уже намеревалась отойти ко сну. Вздохнув, направилась за мной.
К моей радости, она рассказала, что слышала звуки в квартире, когда хозяйку уже увезли в больницу. Менты пошли наносить визит к воровке. Мы с бабулькой ожидали их полчаса. Когда они вернулись, то капитан торжественно заявил, что гражданка Митькова Алевтина Николаевна предъявляет мне встречное обвинение в том, что я, морально разлагаясь, довел мать до инсульта, имея намерение сбыть все вещи из квартиры и выручить за них наркотики. Старушка вылупила глаза на такой финт, а я спокойно задал вопрос:
— Я так понимаю, что вы отказываетесь исполнять свои обязанности.
— Как ты разговариваешь, щенок? — взревел капитан.
Я — советский человек, живу в советской стране и разговариваю с неизвестным лицом, выряженным в форму капитана.
Кажется, что лицо капитана скоро треснет и брызнет красным соком. Младшой как-то странно хрюкнул и отвернулся.
— Попрошу удостоверения! — не терпящим возражения пионерским фальцетом нагнетал обстановку дальше.
Таисия Степановна была близка к обмороку. Младший лейтенант давился от смеха, прячась от взгляда коллеги, стоя позади него. На самого капитана было больно смотреть. Он раскрыл рот, выпучил глаза и застыл в ступоре. Я выразил жестом недоумение. Младшой протянул свое удостоверение, его толстый соратник, как сомнамбула, сделал то же самое.
— Вот теперь я уверен, что разговариваю с представителями закона, капитаном Селезневым Виктором Алексеевичем и младшим лейтенантом Шушариным Леонидом Борисовичем, — удовлетворился я.
Решил потроллить потерявших нюх ментов. Хоть немного развлекусь в этом застое. Заодно чуточку снижу грядущее разложение этих органов, и превращение их в преступное сообщество в моем бывшем времени.
— Итак, на основании показаний противной стороны вы моментально принимаете юридическое решение. Правильно ли я понимаю, что вас назначили судьей, капитан Селезнев? А может быть, мы с вами живем в Америке, где вы как шериф имеете право карать и миловать на основании ваших внутренних ощущений?
— Ты, молокосос! По тебе колония плачет. Я могу устроить, — прошипел капитан, понемногу приходя в себя.
— Согласен. Устройте меня в колонию, нарушьте мои права малолетки. А мне позвольте устроить вам перевод на новую работу. В сельском хозяйстве наблюдается дефицит кадров. Нужны механизаторы, скотники, осеменители коров, наконец. С такой фигурой в самый раз. В милиции вам работать нельзя, склонны к нарушению закона…
Тяжело дыша, капитан пробухтел:
— Леня, оформляй задержание. Будем щенка учить.
— На каком основании, — попытался уточнить молодой.
— Сопротивление при задержании.
— А эту милую старушку вы задержите на тех же основаниях? Она же может подтвердить ваши неправомерные действия.
— Старушка поумней тебя будет, молокосос.
Я попросил дать мне время, чтобы собрать документы и ценные вещи, к которым причислял в том числе обычные письма и фотографии. Чика имел право на свою историю жизни. Все это, вместе с ключами, я передал Таисии Степановне. Накинув куртку и попрощавшись со старушкой, я, бодро насвистывая мелодию из советского сериала про знатоков, поскакал по лестнице вниз. Капитан вцепился в рукав куртки, боясь, что сбегу и не получу заслуженного возмездия. Меня загрузили в милицейский уазик на заднее сидение, отделенное от водительского места решеткой. Младшой, занял место у руля. Капитан сел рядом с ним.