Около девяти вечера, неподалеку от гостиницы встретили трех взрослых парней, которые тащили куда-то молодую девушку. Она кричала и звала на помощь. Я через Чику знал, что основное ядро банды Панка составляли молодые рабочие с котельной и из автомастерской. Скорее всего, девушку тащили в котельную, где были удобные места для утех. Ганс и его ребята сделали вид, что ничего не происходит. Связываться с Панком — себе дороже. Но меня такое положение вещей не устраивало.
— Отобьем? — спрашиваю Ганса.
— Ты че, псих? — оторопел тот.
— Может быть, — соглашаюсь и иду к парням.
Ганс пытается меня остановить, говорит, что с Панком лучше не портить отношения. Молчу и иду все равно. Медик пристраивается ко мне сзади. Подхожу к парням. Колени предательски трясутся. Подросток так и лезет из меня. Понятное дело: трое взрослых мужиков это не пацанчики-одногодки. Шансов почти никаких. Попробую импровизировать, вдруг повезет.
— Эй, чуваки! Дело есть, — пытаюсь говорить спокойным тоном.
— Шел бы ты, пацан, к мамке. Титю сосать, — злобно ощерился один из них.
— Девчонку отпускаем. Она моя знакомая, — говорю.
— Минута, и тебя здесь нет, — высказался другой.
Подбираю палку, оборачиваюсь к Медику и приказываю ему гнать домой за батей. Таким образом, я освобождаюсь от него. Беспомощный пацан в драке будет только обузой. Парни заинтересованно наблюдают за мной. Надеюсь, что девушка отвлечет хотя бы одного, когда буду драться. Разгоняюсь с палкой наперевес, целю удар в худого и длинного с лошадиным хлебальником. В последний момент резко опускаю палку и отталкиваюсь от земли. Попадаю ногой в подбородок плотному. Все, тот вне игры. Девка молодец. Бьется, занимает третьего. Тот ее отталкивает и присоединяется к битве. Я отбегаю. Машу рукой девке, чтобы убегала. Поднимаю палку и кручу над собой. Двое панковцев серьезно разозлились на меня и ожидали удобного момента для нападения. Третий отдыхал на снегу. Дожидаюсь, пока девка не скроется за углом, бросаю палку и делаю вид, что пытаюсь убежать. В этой категории спорта мне нет равных.
Панковцам надоело бегать за мной в догонялки уже после десяти минут. Поорав мне на прощание всякие угрозы, они потопали по своим делам. Я подождал еще немного и пошел к месту драки. Спасатель во мне требовал проверить состояние пострадавшего на снегу. Не хочется брать грех на душу.
На месте побоища никого, кроме Медика с отцом не было. Подхожу, интересуюсь состоянием потерпевшего. Виктор Васильевич приветствует меня кивком и сообщает, что жить будет.
— Ловко ты его вырубил! Грамотно, — одобрительно сообщает он.
Подъехала «скорая помощь», парня загрузили. Батя за наши героические поступки разрешил Вовке прийти домой «когда нагуляется».
— Куда присоветуешь забросить свои кости? — спрашиваю Вовку.
— В подвал, вестимо! — отвечает друган.
— Нам в таких прикидах в подвал ходу нет, — сообщаю, оглядывая себя.
— Пойдем, там не особо грязно, — заканючил Вовка.
— Хрен с тобой, золотая рыбка, — пришлось согласиться.
В подвале обнаружили постоянную компанию и сбежавших вэшников. Судя по разговорам, Ганс уже всем рассказал про драку.
— Ну ты и дебил! Теперь готовься к разборке с Панком, — хмуро произнес он, когда я вошел.
— В жизни нет проблем, есть лишь ситуации…, - неопределенно высказываюсь.
Народу набралось столько, что сесть некуда, но мне нашли сидушку. Не успел сесть, как в руки суют гитару. Придется опять включать льва Бонифация. В моем мозгу теперь богатая коллекция любых песен. Подумав, решил устроить что-то вроде игры «Угадай мелодию».
— Значит, так, пацаны. Проставляюсь импортной шоколадкой тому, кто угадает старую песню. Я начинаю, а кто знает — заканчивает. Лады?
Оживились, гады. Заблестели глазами. Уже сам гитарный проигрыш создал невероятный драйв. Исполняю «В Кейптаунском порту». Эта супер красивая песня была создана еще в тридцатые года в Америке. В сороковом году ленинградский школьник Павел Гандельман написал русский текст, чем еще больше усилил ощущения от песни. Простые и мелодичные слова, приправленные задиристой мелодией легко льются в самое сердце:
Что тут случилось? Пацаны выли от восторга и заставили меня еще три раза исполнить эту песню. Следующим номером исполнилась «По тундре» — зековская песня, немного грустная. Ее тоже приняли на «ура». Никто не знал о существовании такого пласта культуры. Партаппаратчики хорошо потрудились, оберегая подрастающее поколение от тлетворного влияния свободы.
Уфф, треба передохнуть. Обычно в подвале всегда чего-нибудь имелось, чтобы подкрепиться. Мимо ужина я однозначно пролетел, а растущий организм, как грудной ребенок, ждать не любит. Шоколадочные призы дома лежат. Спрашиваю:
— Мужики, есть чего-нибудь пожрать? Хоть маленький кусочек колбаски там, всякой…
Смущенно молчат. Наверно, сами все сожрали подчистую, гады. Мелькнули малиновые штаны. Вовка умчался на улицу. Говорю всем, что отдохну немного. Подсел Шило и попросил меня помочь с аккордами первой песни. Медик примчался быстро с куском сала, хлеба и пучком зеленого лука. Поблагодарил спасителя своего. Пока ел, Шило наигрывал композиции Токарева «Тетю Хаю» и «Чубчик кучерявый». Вполне сносно прозвучало.
Когда я кончил питаться, снова пристали ко мне. Говорю в шутку, что кто меня кормит, тот и танцует. Что буду петь только для Медика.
Беру гитару и исполняю еще две старые песенки «На Невском проспекте у бара» и «Джон Грей». Уже без особого драйва. Ладно, засиделись мы тут с Вовкой, пора по квартирам. Уже почти полночь. Пацаны вышли из подвала массово, словно фанаты после футбольного матча, и пошли все дружно провожать меня до подъезда. Мда, видимо пора создавать собственный фанклуб. Редкие прохожие в столь поздний час шарахались от такой бодрой и весело ржущей толпы молодежи. Попрощался со всеми за руку. Завтра предположительно должно начаться время терминального пятна.
Зарядку следующим утром я проспал. До школы оставалось полчаса. Скоренько поставил чайник на огонь, сделал несколько силовых упражнений и ополоснулся под душем. Звонок в дверь — это Медик заявился. Я торможу в школу минут на десять. Согласился со мной опоздать на физику, хотя это чревато сольным выступлением у доски. Выпиваю чай, заедая шоколадкой. Без калориев нам, крестьянам, жить никак нельзя. Быстро натягиваю свои шмотки, и мы выбегаем на улицу. Грозит новая встреча с классухой на литературе, а вместо скромного пиджака у меня опять вызывающая джинсовая курточка. Поздравляю Вовку с идеологически выдержанной одеждой и с освобождением от тлетворного влияния малиновых штанов. А тот тревожно спрашивает, учил ли я биографию Островского? Отвечаю: