Я кивком дал понять, что готов его выслушать.
— Нашел, где прячется Панок. В тридцати километрах на юго-восток есть заболоченный лес. Прямо в его центре находится островок, на котором выстроена усадьба пока неизвестного человека. При ней расположена деревня, жители которой обслуживают обитателей усадьбы и живут там на положении рабов. Уйти, или убежать оттуда очень сложно. Охранники жестоко пресекают попытки побега. Мне, как коммунисту, трудно поверить, что при социализме возможно такое, — монотонно пробухтел мне дедок.
— Паха, там Сан Петрович настоящее шампанское принес. Идем, а то не достанется, — внезапно отвлек меня парнишка из нашей команды.
— Ладно, скоро приду, — равнодушно пообещал я.
— Это еще не все… — замялся призрак, — Сергей умер, еще вчера. В больнице, в морге лежит. Завтра состоятся похороны.
Меня как будто ударили в солнечное сплетение. Я тут занимаюсь всяким развлекаловом, а там мой друг, доверившийся мне, загибался. Кто я после такого?
— Что же ты, старый… мухомор, не предупредил меня о том, что Серега так плох? — с трудом протолкнул я злые слова через спазмирующее горло.
— Я твое поручение выполнял. Искал этого проклятого Панка, — с достоинством выказался призрак.
— Из-за какой-то коровы на телефоне, навравшей мне про выздоравливание, парня теперь нет. А я бы спас его. Я виноват! — бормотал я, сидя под струями, стекающей сверху и скрывающей мои слезы, воды.
Вспомнилась зловещая харя капитана Селезнева. От ненависти даже заболели зубы.
— Убью мразь! Доберусь до тебя и убью.
Каким же я был прекраснодушным идиотом, пытаясь ему помочь после приступа инсульта.
Желанного покоя я в этой раздевалке не дождусь. Парни несколько раз врывались в душевую с приглашением к распитию шампанского. Без меня не начинали. Пришлось вылезать к народу, натягивая на свою морду улыбку. От диссонанса моего внутреннего состояния и реальности сворачивались мозги. Напившись шампанского и накричавшись до охриплости, победители постановили пойти в кафе-мороженое и продолжить там веселье. Дядя просил только сильно не загружать желудки.
Притворившись, что чего-то потерял, вернулся назад в раздевалку. Не хотелось попадать в руки восторженных фанатов. Одному оказалось еще хуже. С трудом сдерживался от рыданий. Вообще-то я не был совсем один, учитывая трущуюся об ноги Буньку и сопящую в коридоре вахтершу, многозначительно позвякивающую ключами. Кошка забавно по-собачьи кувыркалась, будто исполняя некий мистический танец. Взял это существо, погладил и передал в руки пожилой работницы, заодно извинившись перед ней, что заставил себя ждать. Убедившись через приоткрытую дверь, что народ разошелся, побрел в сторону остановки.
По всем знакомым приметам автобус, который вез меня в Родные Просторы, был раньше серегин. Только теперь за баранкой рулил другой парень. Сердце снова сжалось от внутренней боли. Пассажиры недоуменно косились на мой угрюмый вид. Когда выходил на своей остановке, краем глаза заметил шоблу Ганса, отиравшуюся возле мелких пацанов. Один из них, завидев меня, вскрикнул:
— Чика приехал!
После чего банда явила ноги. Лучше всех работал поршнями главарь. Мелкота благодарно подскочила ко мне и принялась благодарить. Ганс с дружками трясли с них деньги, оказывается. Возле дома культуры меня остановила знакомая музыка. Исполнялась песня «Давай за тех…» Матвиенко-Шаганова. В этом времени она считалась моей. Видимо где-то там в одном из помещений ДК репетировал пресловутый ансамбль «Спектр», руководимый братом Шилы. Опять коммуниздят чужие песни, засранцы.
Дослушав до конца, хотел было пойти дальше, как полились еще одни страшно знакомые звуки:
— На заре, ранним утром на заре, за рекой…
Ну, ни фига себе! Не ожидал от Ангелины такого поступка. Слила этим упырям еще одну «мою» песню. Жутко возмущенный, повернулся и потопал в здание.
В сделанном по типовому проекту доме культуры, киноконцертный зал был оснащен балконом с размещенными внутри местами. Зрители сюда попадали из обширного фойе на втором этаже, которое попеременно выполняло функции то различных выставок, то танцплощадки. Иногда здесь размещалось временное кафе на период проведения собраний-слетов-конкурсов-выборов. Вот здесь и разместились для репетиций ребята Толика Шиловского, радостно поприветствовавшие хмурого меня. Еще здесь обнаружилась учительница пения и незнакомая девочка-шестиклассница с большими глазами и белым бантом на голове. Ангелина Давыдовна тоже радостно мне улыбнулась и даже произнесла что-то типа:
— Наконец-то…
— Проходил мимо и услышал одну знакомую тему. Я не давал разрешения исполнять свои композиции, — наехал я резко на присутствующих.
Улыбки медленно сползли с лиц музыкантов.
— Чика. Мы думали, что раз ты просторский парень, то нам по дружбе разрешишь исполнять свое, — смущенно оправдывался Толя.
— Это я попросила ребят подготовить и сопроводить наташино выступление. Тебя долго не было, а до конкурса осталось всего полмесяца, — попыталась объясниться Ангелина.
— Я про предыдущую песню говорю. Исполнять ее позволю всем, кроме вашего ансамбля. И в дальнейшем свои песни, если появятся, для вас будут закрыты. А вам, Ангелина Давыдовна, я бы не советовал иметь с ними дело. Лихо прихватывают то, что плохо лежит, — включил вредность на полную мощность.
— Как же так, Паша? — растерянно произнесла она.
— Погодь, малый, ты чего бузишь? Что произошло, из-за чего ты на нас так злишься? — в некотором замешательстве спросил Толик.
— Не о чем мне с вами говорить после того, как вся страна оказалась забита магнитофонными записями моего выступления, — ответил я и, повернувшись, направился к лестнице на первый этаж.
— Постой! Дай разобраться! — рванулся ко мне Толик.
— Отвали! — рявкнул я на него.
Руководитель ансамбля нагнал меня снова на лестничном переходе и, схватив за плечи, развернул к себе.
— Послушай, не злись. Мы к этим записям никакого дела не имеем. А насчет твоего музона, Леший пообещал с тобой договориться.
— Не выполнил он своего обещания, как и многих других, — по-прежнему злился я.
— Пойдем к нам, а то ребята беспокоятся. Все обсудим и решим, как надо, — продолжал он меня упрашивать.
От меня не убудет, если я постою там чуток.
— Твоя песня просто великолепна, легка для инструментов, — заявил Толик, когда мы оказались около музыкальной группы.
— А еще ее можно петь одним только голосом, — заявил в ответ я.
— Как это? — не поверили музыканты.
— Покажешь? — попросил я Наташу, с обожанием смотревшую на меня.
Мдя, с таким исполнением только по электричкам ходить и побираться. Пришлось поработать над голосом, над инструменталкой. По результатам моего кропотливого труда композиция звучала очень достойно. Толик одарил меня восхищенным взглядом.
— Ты чертовски талантлив, Пашка. Как насчет того, чтобы с нами работать?
— Сашку, брата своего, возьмешь, тогда подумаю, — схитрил я.
— Он еще не дотягивает. И у меня не богадельня, — высказался Толик.
— Но он — мой друг, а друзей я не предаю.
После репетиции направился в больницу, чтобы получить какую-нибудь информацию о завтрашних похоронах. Я знал, что кроме бывшей жены и дочери родных у него больше не было. Мать его относительно недавно схоронили. Не думал, что бывшая, предавшая его в руки милиции, захочет что-либо для него сделать. Выяснилось, что организуют похороны его друзья с автопарка. Утром к моргу приедет автобус. Можно будет поехать на нем, но на всякий случай узнал адрес дома, где жил Серега.
Уже темнело. Я заскочил в магазин и купил бутылку портвейна. Дома еще хранились запасы дядиных презентов. Нарезал сухой колбаски, сыра. Посидел, поминая потерянного друга. В одиночестве можно не стесняться слез.
Тишину квартиры прорезал дверной звонок. Я подскочил, как подстреленный заяц и выругался:
— Кого еще по мою душу нелегкая несет?
Хотел проигнорировать посетителей, но звонок не унимался. Жаль, но прикинуться отсутствующим не удастся. Свет на кухне горел. Пришлось топать в прихожку и спрашивать через дверь: