— Он все равно скоро сдохнет, — сообщил я, вспомнив об инсульте.
Получилось так, что до самого Балабино каждый вспоминал что-либо о Сереге, самом добром и верном товарище. Я слушал их и поневоле шмыгал носом.
Дальше все было как в тумане. Гроб поставили возле дома, где он жил. Собралось очень много людей. Подошла группа музыкантов с духовыми инструментами. Процессия тронулась по улицам поселка в сторону кладбища. Гроб несли его друзья, меняясь. И я в том числе. Кладбище было в лесочке за полем, от околицы с пол километра. Местные мужички проворно соорудили могилку. Заспорили насчет памятника. Молодые парни предлагали сделать обелиск с фотографией. Серега де был комсомольцем, и от религии далеким. Более старшие участники похорон настаивали, что на могилу положено устанавливать крест, потому что покойный был крещен, и что так положено по правильным понятиям.
Спор завершил пожилой, хмурого вида мужчина, притащивший металлический крест с фигурными виньетками в секциях и пустой пластиной посередине. Предполагалось туда привинтить табличку с фотографией и информацией. Сооружение вкопали в холм и написали черной краской фамилию, имя, отчество и годы жизни. Холмик засыпали венками и цветами. Поминки организовали в доме Сергея его соседи. На столе стояло много бутылей со спиртным, скорее всего с самогоном. Дымилась парком вареная картошка, стояли большие тарелки с грибами и соленьями. Было также много холодца. Народу пришло очень много, поэтому сидели только пожилые, а остальные только подходили когда нужно к столам, выпивали и закусывали, произносили речи. Люди толпились во дворе и на улице. Может быть, среди поминающих была и бывшая жена. Я постеснялся уточнять.
Дом Сергея был простым, деревенским, с удобствами на дворе. Состоял из веранды с кухней, большого зала и двух спален. Удивлял книжный шкаф в зале, заполненный почти полностью. Не представлял я раньше Серегу в образе книгочея. Вместо ковров и дорожек на полу лежали самотканные половички. По стенам зала размещалось много фотографий родни и киота с иконами в углу. Не было ни телевизора, ни холодильника, только радиола на тоненьких ножках стояла возле его кровати, и что-то, напоминающее магнитофон с вывороченными потрохами, располагалось на тумбочке. На стеллажах много виниловых пластинок советской эстрады и магнитофонных бобин с записями Высоцкого, Аркаши Северного… Виктора Токарева. Охренеть! Оказывается, он был моим почитателем. Опять в глазах защипало.
На улице возник какой-то шум. Какой-то мужик ругался с милиционером, неосторожно назвавшего покойного «подозреваемым». Скандал разрастался, вовлекая все большее количество участников и более крепкие выражения. Мент, получив в свой адрес яркое описание своей внешности и перечень родственников из состава животного мира горной местности, удалился, пообещав вызвать наряд для разгона сборища. Не вовремя он приперся. Пришел бы хоть немного пораньше, когда еще не так сильно мужики напились, или, наоборот, попозже, когда бы те лыко не вязали. Теперь толпа оказалась в нужной кондиции для выяснения отношений. Кто-то кинул клич:
— Пошли разбираться с милицией!
Через несколько минут раздался звук била у пожарки. Слухи в маленьких городках и поселках имеют свойство распространяться со скоростью пожара в сухом лесу. Недаром маркетологи моего бывшего времени использовали принцип «сарафанного радио», внедряя новый продукт в торговле. Скоро почти весь поселок знал, что водителя автобуса Серегу Скворцова замучили в местном отделении милиции. Ничего удивительного, что кроме его непосредственных друзей у отделения милиции собралась огромная толпа людей. Напуганные дежурные по КПП уговаривали всех разойтись и не нарушать правопорядок. В ответ слышали требование справедливости и суда над убийцами Скворцова.
Может быть, все обошлось без излишних эксцессов, если бы вышедший на крыльцо отделения капитан Селезнев не принялся матерно обругивать собравшихся, требуя разойтись. А потом не придумал ничего лучшего, как достать пистолет и сделать выстрел в сторону толпы. Для пьяного народа это оказалось стартовым сигналом. Толпа ломанулась через ворота. У дежурных отобрали оружие, набив морды до потери сознания. Капитан юркнул внутрь помещения. Разозленная толпа лавой потекла за ним.
У меня в мозгу промелькнула мысль, что майор Медведев сегодня в понедельник должен был приехать сюда на работу. Хрен с остальными ментами, но Вовкин отец не должен пострадать. Я кинулся вслед за озверевшими мужиками. В коридоре отделения шел яростный бой. Ментов лупили кулаками и чем попало. Сопротивляющихся было мало, в основном, рядового состава. Старшие сотрудники трусливо попрятались по туалетам, или просили о пощаде. Обделавшийся дежурный старлей даже открыл ворвавшимся ружейную комнату.
К концу битвы в руках обороняющихся остался только один кабинет, где забаррикадировались остатки отделения. Восставшие потребовали выдать капитана Селезнева, или пригрозили поджечь здание. Противная сторона не долго размышляла. Судя по звуку драки, Селезнев не сильно обрадовался решению своих коллег.
Всех ментов выгнали, или вынесли из здания и сразу подожгли его, облив горючим материалом. Слава всем святым, что Виктора Васильевича среди ментов не было. Толстого капитана долго били, а когда его лицо превратилось в кровавую маску, а сам он уже не мог чего-либо соображать, подвели к стоящей у забора осине. Через одну из ветвей в два человеческих роста перекинули веревку и стали вязать петлю на шее капитана.
Я стоял, не веря в происходящее. Из ступора меня вывел живой Серега, вернее, его призрак, закричавший мне прямо в ухо:
— Останови это! Нельзя, чтобы состоялась сакральная казнь.
Я завопил:
— Люди, остановитесь! Без суда нельзя. Преступника нужно судить…
— Уймись, малец! Эту суку отмажут. Уйди отсюда. Не доводи до греха! — рявкнул парень со знакомыми татуировками на руках.
— Если не остановишь это, то судьба многих, и твоя тоже, изменится, — внушал мне голос серегиного призрака.
— Что я могу сделать? — заорал я ему в ответ, наблюдая, как веревка на ветке напряглась и потащила вверх жирную тушу капитана.
Его тело сначала не отреагировало на процедуру, а затем, будто опомнившись принялось отчаянно дрыгать ногами и хватать руками за веревку, которая сжимала все больше и больше шею.
Казалось, что конвульсии длились несколько часов, хотя на самом деле всего несколько минут. Когда все закончилось и тело бросили на землю, присутствующие при казни устало разошлись по своим домам. Здание отделения догорало, о группка избитых и перепуганных ментов находилась в прострации. К ним подошел парень с татуировками, наклонился и зловеще произнес:
— Если еще хоть один селянин пострадает от ваших рук, то всю вашу мусорскую кодлу вырежем к хренам собачьим. Обещаю это вам.
Боюсь, что этот парень напрасно растрачивает свое красноречие. Менты на него смотрели тупыми взглядами.
— Ну, вот и все! — загадочно произнес призрак и стал удаляться от меня.
— Прости меня, Серега! Я тебе не помог! — давясь слезами, крикнул ему вслед.
Призрак молча, не оборачиваясь, растворился в воздухе.
Сомнамбулой зачем-то поперся в серегин дом. За столами, еще заваленными поминальной едой и бутылями с самогоном, продолжали сидеть контингент полупьяных бабулек. Я накинулся на какой-то винегрет и вычистил почти целый тазик. Затем поскакал в деревянную кабинку во дворе и долго-долго блевал там в вонючую дырочку.
В доме старушки снарядили меня несколькими стеклянными банками с помещенной туда едой типа салатов, винегретов и прочих холодцов. Намек ли это был, что пора закругляться с поминками, или мои тощие телеса их сподвигли, фиг их разберешь. Еще конфет всяких понапихали в карманы. Вот только бутыль с алкоголем вырвали из моих ослабевших рук.
Пока добирался в Просторы на автобусе, перед глазами все время стояли картинки прошедших экшенов. Меня нельзя заподозрить в рефлексиях и прочих нежных взглядах на положение вещей. Довелось повидать в прежней жизни по долгу службы много трупаков разной степени фрагментированности. Теперь же поразило странное и даже непривычное состояние животной ярости, внезапно овладевшее мирными и благоустроенными советскими гражданами.