В это время его папа бухтел о достижениях сына. Парнишка, оказывается, активно занимался боксом, имел первый юношеский разряд и даже где-то там занимал разные места. К словам прилагались красноречивые грамоты. Видя с какой гордостью говорил отец о своем сыне, я постарался придавать своей морде умильно-восторженное выражение, отчего подросток еще больше преисполнялся своей значимостью. Все ясно — комплексы единственного ребенка.
Эстафету представления подрастающих поколений подхватил Шумилов. Под перечнем моих хоккейных, шахматных и прочих достижений, моська Шурика стремительно погрустнела. Дядя не удержался и похвастался все же моими музыкальными талантами. Для Шурика эта информация оказалась нокдауном. Как и во многих других высокопоставленных семьях с доминирующими мамами, где отпрысков отправляли по музыкальным голгофам обучаться пиликанью на скрипочках и прочих фортепьяно, наш мажорик не избежал этой участи. Пацана из-под палки на каждое занятие провожают, а тут какой-то хмырь нарисовался весь из себя такой продвинутый. Укор и бельмо в глазу. Представляю, как он теперь меня возненавидел.
Нинель вцепилась в меня сибирским клещом, уговаривая пройти к стоявшему у окна роялю и порадовать присутствующих своим талантом. Не вопрос, уважаемые, ща мы вам отвалим от всего нашего таланта. Встал из-за стола, сладко рыгнул и расслабленной походочкой продефилировал к инструменту. Откинув крышку, повторил дебош по-рязановски:
— «Моя бабушка курит трубку, черный пречерный табак…»
Я даже не присел на стульчик, отчаянно бацая по клавишам и виляя тощей жопой. Закончив безобразие, вежливо осведомился:
— Может быть, еще чего-нибудь желаете послушать?
Чета Русановых застыла в немой сцене, держа вилки с кусками еды в воздухе. Их отпрыск радостно щерился со своего места. Шумилов с кисленькой улыбкой перевел их молчание фразой:
— Не стоит. Паша, садись уже, пожалуйста.
— А что? — вдруг пришла в себя прокурорша, — Своеобразно, оригинально, даже занимательно. Вот только про бордели — лишнее. Мой оболтус даже так не сможет.
— Пусть только попробует. Всыплю так, что жопой государственный гимн по утрам начнет пердеть, — вдруг взорвался ее муж.
— Коля, следи за словами. Тут гости? — взвилась вслед за ним Нинель.
— А что, гости? Молодежь надо воспитывать, как следует. Им только дай поблажки. Не успеешь оглянуться, как везде будут секс, рок, наркотики и прочая западная дрянь, — продолжал кипятиться муж.
— Про педерастию забыли… — угрюмо подсказал ему.
— Во-во! — подхватил редактор, — Не успел еще от мамкиной титьки оторваться, а уже знает, что и к чему.
— И почем… — пояснил я.
Нас с Шуриком поспешно выперли погулять на улицу. Прыщавый пацан немного оттаял, и даже стал делиться со мной всякими пацаньими проблемами. Всю эту хрень слушать было не комильфо. Даже немного пожелал возвращения к прежней ненависти. На хрена мне сдались знания, как правильно хватать девчонок за сиськи и при этом не заработать по своей морде? Или что будет, если намазать свой член горчицей? Блин, Вовка по сравнению с этим Шуриком просто интеллектуал.
Понемногу разговорил прыщавого на тему о семье. Вдруг выяснилось, что их дед жил в деревне с оригинальным названием Подпояски, что под Смоленском. А моя Лорка как-то раз упоминала это название в связи со своим родом. В лихие девяностые Шурику будет как раз тридцатник. А Лора была еще совсем маленькой, когда погибли ее родители. Мозг шизел и отказывался принимать то, что этот обаятельный оболтус мог бы стать моим будущим и погибшим тестем.
Наскочила местная пацанва. Кто-то вдруг оказался пострадавшим от рук злодея Чики, и меня собрались отлупить. Сашок решительно впрягся за меня. Пацаны помялись и согласились пойти со мной на мировую. Побродили толпой по городу. Потусовались у одного перца на квартире, послушали магнитофонные записи Nazareth и Scorpions, сам потрындел на гитаре песенку про курящую бабушку. Когда за окном начало темнеть, Саня проводил меня обратно к своему дому. Там Шумиловы уже ждали меня, готовясь к отъезду.
Простились с Русановыми очень душевно. Тетушка Нинель крепко меня потискала и буквально вынудила дать согласие приехать еще раз в гости, а ее сынок сам напросился приехать в Березку в скором времени.
По нашему поселку разносились звуки задорной песни:
— «У той горы горы, где синяя прохлада.
У той горы, где моря перезвон…»
«Веселые ребята» в ДКС выкладывались на всю катушку. Слышны были только мужские голоса, Алла не проклевывалась. Не сговариваясь, мы все втроем рванули на концерт.
Зал весь был забит до отказа. Даже в проходе стояли зрители. Все желали послушать знаменитый ансамбль. Мы устроились тоже стоять в проходе возле задних рядов. Увидев директора, люди начали вскакивать и предлагать свои места. Дядя на это скромно отмахивался руками. Словно из воздуха появился шустрый толстяк в твидовом костюме. Он провел Шумилова и меня с тетей к первым рядам и усадил там, согнав сидевших там молодых людей.
«Ребята» исполнили еще пару классных песен, наверное, Тухманова «Это — Москва» и «Я к тебе не подойду». И молодежь, и пожилые с одинаковым энтузиазмом аплодировали артистам. Алла стояла немного позади на подпевках. Вел концерт молодой мужчина с приятным удлиненным лицом. Я догадался, что это и есть знаменитый Павел Слободкин. Он с заметным удовольствием вывел певицу вперед и представил публике. Ей предстояло далее вести концерт и исполнить несколько сольных номеров. Начала она с каких-то фольклорных песенок «Березовая рощица» и «Посидим, поокаем». Молодежь приуныла. Потом последовало «Вспоминай меня» и «Кто виноват?» более-менее удобоваримые.
Прозвучали аккорды «Музыки любви». Неожиданно мощная композиция для советской эстрады резко контрастировала с другими ее песнями. Пока гремела музыка, пока Алла уводила всех своим невероятным голосом в заоблачные выси, люди словно застыли, завороженные красотой композиции. Потом началось… Такой дикий восторг, такой ор поднялся, что пришлось несколько минут ожидать продолжения концерта. Пугачевой пришлось исполнить песню на бис.
Далее Алла не нашла ничего лучшего, как назвать автора. Вот, засада! Надо было бы предупредить ее, чтобы не палила меня. Судя по воцарившейся глубокой тишине, ей не очень то и поверили. Шумиловы и прочие окружающие как по команде вылупились на меня. Я с невинной мордой пожимал плечами.
Алла закусила удила и вознамерилась вытащить меня на сцену. Ни за что! Я у Русановых нормально так накидал в желудок. Не хватало еще прилюдно протрубить одним местом гимн своему позору.
Алла не унималась и заявила:
— Наш автор очень скромный и стесняется выйти на представление. Давайте попросим его вместе!
Снегуркой тебе, Пугачева, надо работать и кричать своим разработанным голосом:
— Дед Мороз, появись! Автор, не обосрись!
Ну, не дедом Морозом, но зайцем недостреленным вылез на всеобщее обозрение. Опять эта мерзкая трясучка в конечностях, чтобы они отсохли! Кишочки вели себя пока прилично, а вот член подвел. Такой крутейший стояк приключился, что сам прифигел. Будем надеяться, что издалека не очень заметно. Напрасно надеялся. Алла периодически скашивала глаза на то место, когда чего-то такое возвышенное бухтела. Я от волнения ничего не услышал. Дождался каких-то цветочков и игривого аллиного поцелуйчика и молча умыкнулся за кулисы. Подальше от сотен глаз и позора.
Напоролся там на Слободкина, вернее, он сам меня схватил за локоть.
— Паша! Чудесная песня! Великолепная, зрелая композиция. Ты просто молодец! У меня к тебе есть одно предложение. Мы можем с тобой где-нибудь посидеть?
Я муркнул чего-то нечленораздельное и без всякой задней мысли махнул лапой в сторону туалета. На что маститый худрук сильно закашлялся, а потом предложил мне встретиться после концерта в ресторане, где-то через час. На концерт после туалета я возвращаться поопасался. Посыпятся снова разные восторги. Харей придется опять торговать. Завалился отмокать в бассейн.