В этом плане показательна рукопись сочинения Мартирия Сахдоны (Страсбургский и Петербургский списки), если обратиться к его советам мудрости. Они не просто носят форму неких аскетических писаний, но в основном имеют в виду монаха и его «совершенную жизнь», чьи изречения носят известный философский оттенок, особенно в первой части рукописи, где он углубляется в познание истины, природы. Вторая часть содержит взгляды на человека и его связь с творцом мира, где видно, что автору близки представления Платоновой философии в соотношении идеи или прототипа к отображению или образу. Эти труды затем переводились сирийскими учёными на арабский и тюркские языки.
Большое количество медиков того времени были сирийцами-несторианами, евреями или греками. Только Харис ибн Калада был арабом. Именно он лечил пророка Мухаммеда и именно от него Мухаммед получил теоретические знания о медицине как о научной дисциплине, которые зафиксированы в Коране в Сборнике медицинских афоризмов, приписываемых пророку. Однако уже после первого периода переводов, когда основные работы Галена и Гиппократа стали доступны арабам на их языке, христиане потеряли свою монополию на медицину, а некоторые арабы достигли такого же высокого положения в теоретической медицине. Так формировалась арабская наука.
О роли сирийских и еврейских учёных написано достаточно много, но совершенно неизученным остаётся вклад в развитие арабской науки (медицины, филологии и философии) древних тюрков, главным образом уйгуров. Часть уйгуров, приняв ислам и вобрав в себя вместе с ним все достижения арабо-мусульманской культуры, к X в. сами обогатили арабскую науку. В Уйгурском каганате, уже в ранний период (VIII-X вв.) соединявшем в себе христианскую, буддийскую, манихейскую и мусульманскую культуры, были созданы медицинские трактаты, написанные на древнеуйгурском языке под сильным влиянием сиро-христианской медицинской школы в Джундишапуре (Гундишапуре) и китайской медицины. Часть этих трактатов была издана в 1930—1932 гг. турецким востоковедом Р. Рахмати[37]. Нельзя не отметить и крайне интересные и богатые по своему содержанию юридические манускрипты IX-XIII вв. на древнеуйгурском языке. Они говорят о том, что в тот период правовая мысль на Востоке была значительно прогрессивнее, чем в Европе. Один из самых ярких документов, доказывающих это — судебный письменный источник X в. «Жалоба слуги на хозяина»[38]. Немыслимо даже представить, чтобы в Европе в X в. слуга мог пожаловаться в суд на своего господина.
Но самым значимым в зарождении и расцвете арабской науки и культуры было влияние сирийской медицины. В особенности это связано с деятельностью уже упомянутой медицинской школы в Джундишапуре. Нойбурэр называл её колыбелью арабской медицины. Кремер вообще связывал расцвет не только арабской науки, но и торговли и промышленности именно с деятельностью этой школы. Броун, в свою очередь, говорит о прямой связи арабской медицины через Багдад, Джундишапур, Эдессу и Антиохию с Александрией[39]. Значение этой школы для арабской науки без преувеличения сравнивается со значением Civitas Hippocratica (Салернской медицинской школы) для европейской культуры.
Таким образом, арабская наука не была статичной и, влияя на европейскую культуру, продолжала сама постоянно обогащаться за счёт роста территорий на Востоке, охваченных влиянием ислама, впитывая в себя богатейшее наследие буддийской, манихейской, сиро-христианской и древнетюркской книжности. Большую роль в этом сыграли крупнейшие учёные и философы арабского Востока: аль-Фараби, Ахмед Ясеви, Сайф-и Сараи, Улугбек, Ибн-Сина (Авиценна), аль-Газали, Руми и др. Они вышли из тюркской и иранской среды и влились в арабскую культуру, сильно изменив её первоначальный облик. Этот синкретизм, возможно, и облегчил арабское влияние в Европе.
Арабы стали проводниками в Европу не только древнегреческой и римской науки, но и всего научного наследия Востока. И это не удивительно, ведь, например, древние тюрки задолго до появления ислама и победоносного шествия арабов основательно познакомились с религиозно-философскими и научными трактатами по медицине, астрономии, географии буддийского, манихейского и христианского (сирийского) происхождения. Наиболее значительными работами были буддийская Suvarṇaprabhāsa в древнетюркском переводе под названием Altun jaruq (сутра «Золотой Блеск») и с тюркскими комментариями, два сводных текста с буддийским покаянием в грехах уйгурским письмом, два буддийских текста уйгурским письмом из Берлинской коллекции, фрагменты буддийского содержания и четыре буддийские легенды уйгурским письмом, опубликованные Мюллером[40], перевод буддийской сутры Tišastvustik (хранится в Санкт-Петербурге), опубликованной В.В. Радловым, «Сутра Общины Белого лотоса», перевод которой выполнен предположительно в X-XI вв.
37
Rachamti G.R. Zur Heilkunde der Uiguren. SPAW. Berlin, 1930. S. 451-473; Rachamti G.R. Zur Heilkunde der Uiguren. SPAW. II. Berlin, 1932. S. 401-448. Rachamti G.R. Türkische Turfantexte, VII, SPAW. 1936.
38
Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1951. С. 200-204.
39
Эберман В.А. Медицинская школа в Джундишапуре // Записки Коллегии Востоковедов при Азиатском Музее Российской Академии Наук. Т. 1. Л.: РАН, Главнаука, Госиздат, 1925. С. 48.
40
Müller F.W.K. Uigurica IV. Berlin. 1931; Его же: Uigurica III. Uigurische Avadāna-Bruchstücke (I-VIII). APAW. 1922. №2.