Но Коля на него не смотрел. Он смотрел на мать, и глаза его умоляли не продолжать.
- Погоди, сынок, - продолжила как-то сразу за-хмелевшая тетка Соня. Думаешь, я не понимаю ничего? Думаешь, совсем толкушка бестолковая? Мы когда комбикорм этот чертов с Федькой приперли, я всю ночь потом проплакала. Не из-за тебя, сынок, не из-за обиды. А из-за жизни этой чертовой! Стыдно ведь! Всю жизнь воруем и всю жизнь - стыдно! Стыдно! А не воровали б - не выжили! Отец в лесничестве работал, лес воровал, так и построились. И кровать, на которой вас родила, тоже из ворованных досок! Жизнь такая, что поделаешь... Ну, а это-то? - она указала на рюмку. - Скажешь, у вас в Афганистане водку не пьют, обычай такой. Уважаю! Вообще б ее, заразы, не было - одно горе от нее, но на поминках три рюмки выпить требуется. Это тоже обычай. Только наш. Ты их уважаешь - хорошо! Ну, так и нас уважь!
Коля молчал. Голова его была опущена, и рука с рюмкой стала опускаться он снова хотел поставить рюмку на полотенце, но тетка Соня вдруг резко и зло стукнула его снизу по руке, и водка выплеснулась Коле прямо в лицо. Федька хрипло засмеялся:
- Что, стерпел твой Аллах?
Коля вытер лицо, поднялся и быстро пошел к кладбищенским воротам.
- Я с тобой поговорю сегодня, понял? - пообещал ему в спину Федька.
Пару часов спустя Коля сидел на ступеньке крыльца и выстругивал ножом деталь для прялки. Был он невесел. А когда услышал, что во двор входит Федька, напевая себе под нос какую-то зэковскую песенку, руки у него сами по себе опустились.
Федька выпил ровно столько, сколько нужно для прибавления силы, злой и не чувствительной к боли, ни к своей, ни к чужой, и ни капли сверх того, когда эта сила начинает идти на убыль. Подойдя близко и улыбаясь, он сказал почти дружелюбно:
- Встань, что ли... Или вас там не учили старших братьев уважать?
Коля медленно поднялся.
- А нож нам не нужен пока. - Федька взял нож из безвольно опущенной руки брата и отбросил в сторону. - Ну что, начнем? - спросил он и коротко и точно ударил Колю в печень.
Коля глотнул воздух, вытянулся, побледнел, по лицу его пробежала судорога, по шее катнулся кадык - он с трудом сдерживал накатившую вдруг рвоту. Федька смотрел на Колю с интересом естествоиспытателя.
- Ну что, попал? - спросил он и сам же ответил удовлетворенно: - Попа-ал!
Коля отвернулся к стене.
- Э, не сюда! - воскликнул Федька, схватил Кольку за шкирку и потащил в огород.
Коля стоял, согнувшись, обессиленный рвотой, Федька за его спиной деловито и задорно поглядывал по сторонам. Глянув на землю, он удивился:
- Ты чего, Колян, траву там жрешь? А я думал - молишься. Ну, ладно, давай. - Он помог брату выпрямиться и резко ударил его ребрами ладоней по почкам.
- Ай! - вскрикнул Коля, прогибаясь и хватаясь за поясницу.
- Тихо! - приказал Федька, схватив его пятерней за горло.
Во дворе скрипнула калитка, и осторожно, чтобы не расплескать воду, вошла тетка Соня с тремя ведрами - два висели на коромысле и одно, поменьше, с длинной веревкой, - в руке.
Федька шел навстречу, обнимая и поддерживая почти не стоящего на ногах брата.
- Во, мам, видала? - закричал Федька весело. - С нами пить не стал, а сам нажрался! Обблевался весь, как свинья!
Тетка Соня переводила удивленный и встревоженный взгляд с одного сына на другого, ничего пока не понимая.
- Дай, мам, холодненькой! - Федька взял у нее маленькое ведро, попил через край и протянул брату.
- На, мусульманин, пей! - сказал он вполне дружелюбно.
Коля принял ведро и долго пил, проливая воду на грудь.
Федька смотрел на него с неподдельным интересом.
- Во, мам, дает! - подмигнул он матери.
Остатки воды Коля вылил себе на голову. Федька загыгыкал, и тетка Соня улыбнулась - она начинала верить, что Коля действительно пьян. Федьку же так разобрал смех, что он даже согнулся в поясе, и когда Коля вдруг сильно и плотно насадил ему на голову ведерко, он не сразу понял, что произошло.
- У! - прогудел он глухо, выпрямился и поднял руки, чтобы снять ведро.
Но Коля уже вырвал с треском из забора штакетину и, размахнувшись что было сил, обрушил ее на братову голову. Федька не упал, но как-то осел. Второй удар был сбоку, справа, и Федька на полусогнутых, боком, по-крабьи заторопился влево. Такой же удар слева остановил его и вернул на место.
- Коля! - закричала тетка Соня, сбрасывая на землю коромысло и ведра, и кинулась к нему.
Коля отбросил штакетину и виновато посмотрел на мать.
Мотая головой, Федька с трудом стащил с головы помятое ведерко и пошел на Колю - с ободранной рожей и налитыми кровью глазами, сжимая и разжимая кулаки. Но, опережая, Коля подбежал к нему, на ходу занеся кулак за спину, и ударил точно в середину лица. Федька взмахнул руками и, опрокинувшись, исчез в зарослях смородины.
Утро было смутным. Федька сидел на корточках рядом с лавкой у своего дома, а на лавке стояла большая зеленая бутылка и стакан. Федька курил самокрутку, зло щурил глаза, катал по скулам желваки, вздыхал. Был он хорош, будто его кто через старую ржавую трубу протащил: кожа на лбу, щеках и ушах была содрана и сочилась сукровицей, нос распух.
Из тумана вышел крестный. Он поздоровался на ходу деловито и сел на лавку, будто не замечая ни изменений на Федькиной роже, ни зеленой бутылки.
Федька на приветствие не ответил.
Вся Аржановка знала, что Колька отметелил вчера своего братца, с думами об этом Аржановка и заснула. А думать было о чем. С одной стороны, хорошо, что Федька наконец получил; хорошо, но мало, еще бы и побольше. Хорошо также, что набил ему морду родной брат, значит, вражда из дома Ивановых не выйдет. Но опасались аржановские, что Кольке это дело может понравиться и он по Федькиной дорожке пойдет, со всеми драться станет. Это было бы плохо. И уж совсем плохо, если братья объединятся. Но это вряд ли. Скорей всего, они теперь убивать друг дружку будут. К такому выводу приходили аржановцы в своих вечерних беседах, с тем и спать легли.
Крестный в этих беседах принимал участие самое активное - он и разнес по деревне известие о драке, но сейчас и виду не подавал, что знает. Коротко взглянув на Федьку, он заговорил:
- Федь, а ты заметил, ездиит тут один на красных "Жигулях" и все на ваш дом посматривает...
- Менты... Меня секут, - равнодушно махнул рукой Федька и раздраженно предложил: - Наливай, чего сидишь?
- Водка? Спирт? - поинтересовался крестный, наливая из зеленой бутылки в стакан неведомую прозрачную жидкость.
- Спиртяга, - ответил Федька и, возвысив голос, предупредил: - Только мне оставь!
- А в Мукомолове, Федь, слыхал, четверо от спирта каюкнулись? - поделился свежим известием крестный и выпил залпом. Отдышавшись, он крякнул вместо закуски и одобрил: - Райское наслаждение!
- Убить не убью, но покалечу, - мрачно сказал вдруг Федька.
- Да ну его, Федь, связываться! - Крестный сразу понял, о ком речь, и попробовал успокоить Федьку.
- А может, и убью, - предположил Федька. - Но тогда уж точно зеленкой лоб намажут...
- Зеленкой? - не понял крестный, косясь на оставшееся в бутылке. - Это для чего?
- Чтобы заражения крови не было, - с усмешкой ответил Федька. - Высшую меру мне тогда дадут, вышку. - Он вылил в стакан все, что оставалось в бутылке, и заговорил неравнодушно: - Крестный, если увидишь, что я его убивать начал, кричи: "Федька - вышка!" Понял? "Вышка!" - кричи. Я, может, тогда остановлюсь.
- Да ну его к черту, Федь! - в сердцах воскликнул крестный. - Он же одичал там! Дикий стал! Одно слово - мусульманин!
И он замолк вдруг, прислушался. И Федька тоже прислушался. Издалека, с крутояра доносился сюда жалобный и призывный распев мусульманской утренней молитвы.