Въ то время (то было счастливое время) пророкъ еще былъ на землѣ. Мрачный, усталый, оскорбленный и отвергнутый людьми, онъ ѣхалъ дикою пустынею; не весело тогда было у него на душѣ… Вдругъ слышитъ онъ чудное пѣніе на высокой скалѣ у берега моря. Трижды благословенный, онъ остановилъ свою верблюдицу, и — о, чудо! Она заговорила человѣческимъ языкомъ: «То Зюлема — первая красавица въ мірѣ, перлъ земли, великій посланникъ Божій! Она ждетъ тебя»…
И воспрянулъ пророкъ съ верблюдицы своей и пошелъ къ той скалѣ, откуда неслось въ воздухѣ райское пѣніе незримой пока пѣвицы. Недвижно остановился посланникъ божій, и цѣлый день простоялъ беззвучно, не колыхнувшись, любуясь чудною красотою, какой онъ не видалъ и въ райскихъ селеніяхъ, и очарованный пѣніемъ, какого не слыхалъ на небесахъ. Насталъ вечеръ… Красавица поетъ… Наступила ночь — Зюлема неумолкаетъ, а пророкъ все стоитъ и стоитъ, забывъ обо всемъ въ мірѣ, забывъ о себѣ самомъ. Загрохоталъ громъ на небесахъ, заревѣла буря, заговорили морскія волны вокругъ, но Зюлема поетъ, а посланникъ божій стоитъ недвижимъ. Сквозь ревъ бури и свистъ вѣтра, и говоръ моря онъ слышитъ неземную чарующую пѣснь. Насталъ другой день — Зюлема все поетъ и поетъ, а пророкъ ее слушаетъ, не сводя съ нея жадныхъ очей. Такъ прошло три дня и три ночи; неумолкно звучала райская пѣснь и врачевала разбитое сердце посланника божія, пока волны гнѣва его на людей не улеглись и сердце его не размягчилось, какъ воскъ. Тогда подошелъ трижды великій къ поющей дѣвушкѣ и взялъ ее за бѣлоснѣжныя руки, какъ бы обмытыя морскою пѣною; когда поглядѣлъ онъ въ глаза чудной пѣвицы, онъ забылъ весь міръ, забылъ даже, что онъ посланникъ божій, потому что взоръ его, прожигающій демоновъ, потонулъ въ очахъ Зюлемы, какъ тонетъ и гаснетъ одна искорка въ мракѣ ночи. И небо, и солнце, и ночь, и звѣзды, и огонь, увидалъ посланникъ божій въ очахъ Зюлемы. Онъ поглядѣлъ ей въ уста; они были отверсты для дивной пѣсни, которой слова, какъ чудныя жемчужины, сами нижутся въ ожерелье; въ устахъ гранаты, розы и перлы… Они ослѣпили пророка. Онъ поглядѣлъ на прекрасныя ручки и ножки Зюлемы — онѣ были такъ малы, что ихъ надо было взять въ обѣ руки, чтобы не потерять, и также прекрасны, что надо было имѣть десять, а не два глаза, чтобы налюбоваться на нихъ… Не мудрено, что три дня и три ночи простоялъ небесный пришелецъ и пролюбовался земною красавицею. — Кто ты, чудное созданіе? — спросилъ онъ наконецъ.
— Я Зюлема, дочь шейха Гассана, дочь свободной пустыни. Я знаю, что ты посланникъ божій, и я ожидаю тебя вотъ уже три долгихъ дня и три темныхъ ночи. Небесный вѣстникъ мнѣ сказалъ о тебѣ и повелѣлъ мнѣ дожидаться тебя, несравненный! Пѣснь моя неслась въ тебѣ на встрѣчу; морской вѣтеръ, вѣроятно, донесъ ее до ушей великаго пророка.
И когда протянулъ обѣ руки въ Зюлемѣ небесный посланникъ, она обвила его шею своими рученками, прижимаясь крѣпко въ его могучей груди, вмѣщавшей въ себѣ весь міръ, и поцѣловала прямо въ уста, которые повѣдали землѣ волю ея небеснаго творца..
— Я такъ же чиста, какъ и ты, — говорила Зюлема, — обнимая пророка;— не бойся, ты не осквернишься, я создана для тебя, какъ для перваго человѣка создана его жена.
И взялъ тогда Магометъ на руки въ себѣ Зюлему; вмѣстѣ съ нею сѣлъ на верблюдицу и поѣхалъ въ Мекку. Тамъ онъ спряталъ красавицу, подаренную ему Аллахомъ, въ темной пещерѣ отъ глазъ жены своей, которая бы извела ее со свѣта. Никого такъ не любилъ пророкъ на землѣ, какъ эту чудную жемчужину Краснаго моря. Каждую ночь онъ уходилъ въ своей Зюлемѣ. Онъ спалъ на ея душистыхъ колѣняхъ; она расчесывала волосы посланника божія, умащала ихъ благовоніями Аравіи, обсыпала цвѣтами горъ и цѣлыя ночи усыпляла дивными пѣснями посланника божія. И когда Аллахъ ваялъ пророка въ себѣ, онъ взялъ съ нимъ и Зюлему, чтобы она царила и на небѣ, какъ на землѣ. Та Зюлема смотритъ и теперь на землю съ своей небесной выси, изъ той блестящей звѣздочки… Теперь ты знаешь, эффенди, что такое Зюлема…