Существуют крысы, которые не верят, что ласки могут их убить, — передала Гермина.
Ладно, значит, я — такая крыса.
— Доллар за твои мысли, — сказала Ловка, улыбаясь ему. Он почти ощутил жар, проникающий сквозь поры его кожи, заставляя тело реагировать. Она была так дьявольски хороша; в этом заключалось её оружие, и она умело им пользовалась.
— Подлинная древняя стоцентовая банкнота?
— Или её эквивалент. Как известно, женщины готовы на многое за доллар.
Не пытайся бороться с этой хищницей; она слопает тебя, — предупредила Гермина.
— Гермина думает, что я — крыса, а ты — ласка.
Ловка потянулась, её локти согнулись, груди сплюснулись материей платья и джемпера.
— Некоторые крысы достаточно привлекательны.
— И некоторые ласки тоже. — Но у него был выбор: подтвердить или опровергнуть предсказание. — Что удерживает меня от того, чтобы просто выйти отсюда, прямо сейчас, и стать крысой, ускользающей из ловушки?
Она жестом показала на то, что продолжало твориться за пределами пещеры.
Электрическое светопреставление достигло своей высшей фазы. Каждое из деревьев излучало потоки света, освещавшие ландшафт так ярко, что трудно было смотреть. Нетт плохо представлял себе, что подобный поток электричества сделал бы с его телом и мозгом, но экспериментировать не собирался. С другой стороны, он знал, что было небезопасно в это время приближаться к преобразователю свинца. В этой части предсказание было верным. Он должен был оставаться здесь.
Но ему вовсе не обязательно было поддаваться какому-либо соблазнению! Ловка была очень соблазнительной, она была нормальной, и его воспоминания о недавнем свидании с ней — и непосредственные, и записанная голограмма — разжигали его воображение и желание. Но у него была сила воли, и он не мог продать свои убеждения ради обыденного секса.
Да, ты продашь, — передала Гермина. — Её сеть уже затянулась вокруг тебя. Она получила заблаговременное предупреждение о буре и специально приурочила это посещение к ней. У тебя никогда не было ни одного шанса.
Может, заключим пари?
Нет. Я не люблю лёгких выигрышей. Ты не можешь выиграть. Мит знает.
Мит не может знать. Бурю он может предсказать; она не имеет собственной воли. Но я — человек. Моя судьба не предопределена.
В этом смысле предопределена.
— О чём это таком думаете вы двое, что отвлекает вас от происходящего? — проворковала Ловка самоуверенно, постреливая глазами.
— Воля свободна или не свободна?
Она улыбнулась, и он снова будто бы ощутил удар. О, она знала, как пользоваться своими достоинствами!
— Как утверждал Вильям Эрнест Хэнли:
Не важно, что узки ворота,
Что мукой письмена полны;
Я сам своей судьбы хозяин;
И кормчий для своей души!
Нетт удивлённо окинул её взглядом.
— На чьей ты стороне?
— Я на твоей стороне, Нетт. И на стороне КК. Я знаю, что для тебя так будет лучше. Вот почему я должна стараться подружить вас; вы должны быть вместе.
— Мне не нужен КК! Я против того, чтобы присоединяться к нему. Моя свободная воля не допустит этого.
— Значит, ты предпочитаешь оспаривать то, что говорит Мит? Это бессмысленно.
— Я защищаю своё право свободного принятия решения.
— У тебя непокорный дух, — согласилась Ловка. — Мне это нравится.
— Ты действительно веришь в это, не так ли? Ты думаешь, что всё выйдет в точности так, как предсказывает краб.
— Я знаю, что это будет именно так. Но это не значит, что ты каким-либо образом лишён свободы воли.
— Но ведь это противоречие!
— Вовсе нет. Просто, это означает, что твоя свободная воля приведёт тебя к КК.
— Я мог бы оглушить тебя и вышвырнуть под электрические заряды. Ни твоя нарушенная память, ни испорченная запись при этом никогда не рассказали бы правды. Ты не можешь заставить меня присоединиться!
Ловка положила руки ему на плечи. В мерцании электрических вспышек её лицо казалось живым, несмотря на его неподвижность, тени прыгали по её носу, губам, бровям. Она была непереносимо красива.
— Оглуши меня. Вышвырни меня наружу.
Конечно же, он не мог этого сделать.
— Это не нужно. Твои память и запись будут стёрты в любом случае моим пси и бурей. Но КК всё равно располагает предыдущей записью. Я больше не могу скрываться. Однако по-прежнему не обязан присоединяться.