— Конечно, нет. Как я на троллейбусе буду ездить.
— Ну, вот, за студента сойдешь. И за зеленого горца тоже.
Ленка заполнила за меня все анкеты сама, поэтому моя кандидатура прошла.
— Ну, ты даешь! — восхитился я.
— Просто замуж невтерпёж.
— Вот почему ты решила спровадить меня подальше.
Так я оказался в этом большом доме, чтобы через день улететь со своим учеником в Москву.
— Значит, Вы приехали на поезде, — вернул меня из воспоминаний скрипучий голос старика.
— Да нет же, на 12-часовом автобусе.
— Но водитель говорит, что Вас не было в автобусе. На такси, Вы говорите, у Вас нет денег. Следовательно, Вы приехали на поезде, а? — пригвоздил меня своей железной логикой упрямый старикан. Сопротивляться у меня уже не было сил. Ольга Ивановна положила в вазочку очередной огрызок и задумчиво произнесла мою фамилию.
— Кушлис, Кушлис. Редкая фамилия. А ведь это Ваш отец работал мастером в цехе регенерации. Коля забрал его из Верх-Нейвинска, он там начальником участка работал. Помнится, на каком-то юбилее мы даже разговаривали с Вашим отцом. Вот только пить он совсем не умел. Напивался после второй рюмки. Ха-ха-ха, как сейчас помню.
— Нет, это не мой отец. Может быть, дядя. Он жил где-то там, на Урале. А отец всю жизнь служил в Армии и умер в ГДР за год до выслуги.
— Вы что-то путаете, молодой человек. Верно, Петя?
— А? Что?
— Кухлис ведь не мог поехать в Германию? У него ведь была вторая форма допуска.
— Конечно, нет. Хотя, ты знаешь, дорогая, я ни чему сейчас не удивлюсь. Разбазарили все секреты.
В комнаты вошел ещё один восковой манекен: высохшая копия Ольги Ивановны.
— А это моя сестра, Эмилия. Познакомься, Олег Кушлис. Только что прибыл из Красноярска на такси.
— Я подозревала, что кого-то пригласили сегодня на ужин. Не зря Петя купил две булки. Но что гость будет из Красноярска, да ещё приедет на машине…
— Да нет же, — вмешался старик, — он приехал на поезде. Свою машину он оставил дома. Сейчас, говорят, такие отвратительные дороги. Так ведь? — Посмотрел он на меня. Я кивнул головой:
— И это лишь полбеды.
— Ну и замечательно, — согласилась тётя Эмилия и, отвернувшись, пробормотала, — А говорили, вроде, он на автобусе приедет.
2
К ужину мой ученик не вышел.
— Вам, наверное, уже насплетничали, что он у нас со странностями.
Я пожал плечами и спросил:
— Сам-то он как относится к этой затее?
— Каждый раз, когда сообщаешь ему о каком-нибудь нашем решении, боишься его реакции. Всегда непредсказуемо. Миля, ты видела его после завтрака?
— Мне кажется, пора сказать Олегу всю правду про Владика.
Ольга Ивановна вздохнула, а старик опустил глаза.
— Понимаете, он родился, когда его матери, нашей сестре, было пятьдесят. До этого она вообще не могла забеременеть, поэтому решилась рожать любой ценой. Ценой оказалась её собственная жизнь. А ребенок выжил. Его отец, Иван Николаевич, умер, когда мальчику было шесть лет. Всю заботу о его воспитании взяли на себя мы. Очень скоро заметили отклонения в его развитии.
— А что вы хотели, — вмешалась Эмилия, — когда отцу к моменту рождения несчастного перевалило за шестьдесят, половину из которых он провел под радиацией.
Перехватив мой настороженный взгляд, старик успокоил:
— Нет, ребёнок совершенно безопасен для окружающих. Напротив, весьма раним и беззащитен. Поэтому с шестого класса мы перевели его на домашнее обучение. Вначале приглашали учителей. Но вы знаете, какие сейчас учителя, — посмотрел он на меня ища поддержки.
— Куда деваться.
— Деваться, действительно, было некуда, и я сам стал с ним заниматься.
— По какому предмету?
— А по всем. Что вы так смотрите? Разве нормальный человек с классическим естественным образованием чего-то не сможет объяснить из школьной программы?
— Ну, я понимаю, физика, математика. А всякие там пестики и тычинки?
— И даже дезоксирибонуклеиновые кислоты. Не говоря о полном курсе болтологии.
— А иностранный?
— Языками с ним Миля занималась. Это не обсуждается.
Видели бы вы выражение торжества и гордости на лицах этой троицы! Принесли десерт: огромное блюдо с мармеладками.
— Не бойтесь, консервантов и ароматизаторов здесь нет. Приготовлено из наших ранеток.
Ольга Ивановна съела четыре.
— Ему семнадцать? — Спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
— Да. И он лишь раз выезжал из города. Когда ему было пять лет отец брал его в санаторий.