Вот уже третью неделю его терзала невыносимая меланхолия, и он не мог найти причину этому состоянию: дела его фирмы шли отлично, несколько самых красивых и богатых девушек Асинтона готовы были отдать ему руку и сердце, его узнавали на улице даже дети и домохозяйки. Тем не менее черная тоска так угнетала, что грозила свалить с ног.
Ежедневно ЭВМ, обрабатывая данные о его психофизическом состоянии, давала те или иные рекомендации по улучшению его самочувствия. Но ничто не могло вернуть Казинаки душевного равновесия — ни визиты его потенциальных невест, ни спортивные упражнения, ни самые изощренные гастрономические блюда. Все стало бы на место, если бы удалось узнать, что именно гложет его. Исчерпав все возможности фирмы, его служащие решили развеселить своего шефа. И вот однажды вечером вместо очередной прелестницы, метившей в невесты, перед Грогом Казинаки появилась Астрик Баат со стопкой свежих детективов. Увидев ее на пороге, Казинаки поначалу опешил, а затем рассвирепел:
— Вы посмели прийти ко мне домой, да еще в вечернее время!
— Так распорядился ваш заместитель, — тихо пролепетала Астрик. — Он сказал, что вы больны, что вам нужно человеческое участие…
— Вроде бы неизвестно, какую форму это участие обычно принимает в столь поздний час! Неужели не догадываетесь, что для моего самочувствия было бы сейчас приятней видеть кого-либо иного… — И он запнулся, заметив мрачный огонь в выпуклых глазах гостьи.
— Дорогой шеф, — сказала она как можно спокойней, — я и заходить не собиралась, а только хотела передать книги. — И, сунув стопку в его руки, она повернулась, чтобы уйти, но Казинаки, отшвырнув книги, грубо схватил ее за плечи:
— Стойте! — воскликнул он. — Я наконец понял. — Он повернул Астрик к себе лицом, и глаза его просияли: — Я теперь знаю, отчего схожу с ума. И в этом мне помогли вы: я вдруг вспомнил, как все началось… На следующий же день после моего визита к доктору Вальку.
— Вы нашли его тайный приют? — прошептала Астрик.
— Да! Заходите же в дом, черт возьми!
Он почти втолкнул ее в прихожую.
— Ну, голубушка, теперь я так сразу не отпущу вас. Я должен обо всем рассказать, должен выговориться перед вами, и тогда, надеюсь, моя меланхолия испарится, потому что нам нужно будет принять решение… Да садитесь, садитесь поудобней и не клацайте зубами от страха — я не искуситель молоденьких девиц и не людоед. Но мне чертовски не хватает того, кто внимательно выслушал бы меня. Думаю, эта роль вам очень подойдет. Угощайтесь, — он открыл коробку шоколадных конфет и придвинул ей. — Удивительно, почему я до сих пор не догадался, что причина моей тоски — это ужасное заведение. Ведь после него я три ночи не мог уснуть. Что я увидел там… Да вы в сравнении с его жильцами — просто красавица!
— Спасибо, — грустно усмехнулась Астрик.
— Извините, — спохватился он и все еще в сильном возбуждении стал вспоминать о том, как в пяти километрах от Асинтона ему удалось найти приют, куда упрятали Шарпа. — Мне не составило особого труда пробраться в эту обитель живых карикатур на человека, — не без хвастовства заявил он. — Опять убедился в том, что для меня нет ничего невозможного. — Казинаки открыл дверцу бара, налил в маленькую рюмку крепкого рома и выпил. — Пардон, надо хоть немного расслабиться, — извинился он и сел напротив Астрик. — Так вот, эти полулюди надеются, что доктор Вальк придаст им человеческий облик. Но я разговаривал с Шарпом, и он произвел на меня впечатление самого разумного существа, с каким я когда-либо общался. У Шарпа лишь одна надежда — увидеть когда-нибудь свою мать, хотя она сейчас и младше его. Он сказал, что это избавит ее от страданий. После посещения приюта я потерял покой, но не знал, в чем дело. А сейчас подозреваю, что па проходной работал какой-нибудь моторчик, который наградил меня временной амнезией, и я начисто забыл о приюте. Но увидел вас — и вмиг все всплыло. Боже мой! — Он схватился за голову. — Нет предела подлости людской. Но ведь это самый большой грех — коверкать природу человека. Я не встретил в приюте ни одного существа с нормальным обликом. Только лица делали их похожими на людей. Но что это за лица! В их глазах я прочел все оттенки скорби и злобы за кем-то уготованную им участь. Когда меня завели в помещение, где эти несчастные развлекались игрою в мяч, мне стало дурно, и я еле выстоял на ногах, пока надзиратель отчитывал кого-то зато, что опять не почистил свои клешни. Я смотрел на этих ползающих, прыгающих, скачущих, ковыляющих полу-животных-полулюдей-полунасекомых, и в мозгу стучала мысль: вот он, ад, который сошел на землю из-за нечестивости нашей. Зато позже, не скрою, у меня мелькнула идея: заключить бы контракт с Вальком и оформить парочку этих страшил в служащие фирмы. Вообразите: человеку жить не хочется из-за каких-то мелочей, и вдруг он видит, какой участи избежал, родившись нормальным, не таким, как существо, которое однажды, как бы между прочим, возникнет перед ним. — Казинаки выпил еще одну рюмочку рома, и на его тонком бледном лице проступили розовые пятна. Он запустил ладонь в черную волнистую шевелюру, взлохматил ее, и Астрик улыбнулась — так похож он стал на взъерошенного грача. — Впрочем, что это все я да я говорю, — сказал он. — Что там у вас с работой? Ладится?