— Годами, — поправил жирный кочевник, утирая со щек капли пота, пока они не скатились вниз и не юркнули в бороду.
— Вы убьете меня, — предостерег мальчик.
Кочевник, который говорил первым и больше всех смахивал на главаря компании, схватил щипцы, вытащил из костра раскаленный уголь, еще подержал его над огнем, а потом швырнул в мальчика. Уголь скользнул по худенькому плечику, оставив коричневый след от ожога.
Мальчик опять испустил тот же визг, который Тоэм слышал с дороги. Этот визг не выдерживал сравнения ни с одним, когда-либо им слышанным. Это был сразу десяток визгов, и каждый следующий на сотню децибел превосходил предыдущий. Тоэм представил, как они летят в бесконечность, далеко за пределы человеческого слуха, кружась и кружась по спиральным орбитам — целая вечность визгов.
— Мы тебя свяжем, — объявил жирный, поднимая руку и тыча в мальчика. Под мышкой расплылось огромное, во весь бок, мокрое пятно. — Мы тебя свяжем и набросаем углей на физиономию, один за другим, а потом их еще разогреем. Они прогрызут черепушку и попадут прямо в мозги.
Мальчик опять завизжал. Даже деревья, похоже, услышали и содрогнулись.
— Ладно, — вымолвил наконец тоненький голосок. — Попробую. Но могу только попробовать. — Он закрыл белые глаза, опустив на них темные веки.
И вдруг Тоэм, висевший поблизости, ощутил, что мир вокруг завертелся. Он рванулся, схватился за ветку.., и Тоэма больше не стало...
Он стал цветом...
Крошечной алой вспышкой в море синевы...
Капелькой киновари, крутившейся и метавшейся, взлетавшей и падавшей, расплывавшейся и густевшей...
Волны ляпис-лазури швыряли его в потоки охры и гуммигута... Разбрызгивая влагу, он рухнул на прибрежную полосу цвета гелиотропа с пятнышками кадмия...
Красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный.., красный.., красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный...
Личность исчезла начисто. Потеря личности принесла облегчение, абсолютное, освежающее, изумительное...
Гештальт, целостная структура, вобравшая все оттенки красного: румяный, алый, киноварь, крапп, багрянец, кошениль... Все в одном... Одно во всем...
Красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный на земле из радужных дуг и пурпурных призм...
Потом все цвета постепенно поблекли, и вновь появилась земля, и он вновь стал человеком. Но не индивидуумом, а средоточием всего, чем хотелось бы обладать любому мужчине — могучим телом, величайшим интеллектом, полнотою любовных желаний и способностей. Он превратился в утонченное существо и одновременно в животное. Искушенное и одновременно невинное. И побрел, обнаженный, вперед по лесам из колышущихся пальм.
И явились обнаженные девушки. Листья покачивались, ловя дуновения ветерка, и начинали превращаться в женщин всех форм и оттенков. В низеньких и высоких, худых и полных, с большими грудями и с маленькими. И все они были прекрасны...
Призрачные женщины...
Прелестные женщины...
Он — красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный — накатывался на них, как волна, в которой вскипало желание...
Они — манящие, мягкие, соблазнительные — плыли в нем, как...
Он вдруг снова повис в воздухе, как и прежде, уставившись на костер. Встряхнул головой, разгоняя остатки грез. Мальчик спрятал лицо в ладонях.
— Не могу. Я устал. Дайте мне отдохнуть. Потом. Сейчас дайте мне отдохнуть.
— Свяжем его, — предложил жирный.
Прочие одобрительно забурчали.
Тоэм сообразил, что это мальчик вызывает видения. Он психоделик, настоящий, живой галлюциноген. Он распространяет собственное сознание и преображает саму ткань реальности, искажает вещи и показывает им то, чего нет, доставляет им наслаждение, Которого Никогда Не Бывало.
Мужчины загомонили и поднялись. Главарь вколотил в землю колышек для палатки. Еще один. И еще.
Тоэм порылся в карманах, вытащил пистолет с газовыми зарядами, вылетел на поляну и заявил:
— Ну хватит.
Жирный кочевник, несмотря на внушительный вес, быстро вскинулся, выхватил из-за оранжевого кушака над животом нож и метнул. Тоэм нырнул, как пловец, прошел поверх голов, перехватил второй нож и выстрелил в мужчину. Пуля пронеслась, на несколько дюймов ушла в плоть, потом разом разорвалась и вывернула брюхо кочевника наружу.
Главарь выкрикивал приказания. Тоэм налетел на него, спустил курок и увидел, как физиономия развалилась от переносицы и мозги брызнули в стороны.
Остальные пустились в бегство, охваченные ужасом, побросав все имущество. Тоэм повернул к мальчику, но мальчик исчез. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что тот удирает с четверкой мужчин — по своей воле, никто его не заставляет!
— Постой! — крикнул Тоэм. — Я тебе помогу. Я не причиню тебе зла, мальчик!
Но мальчик улепетывал. Чертовски быстро для слабенького, измученного ребенка. Тоэм оглянулся на два трупа. Его охватило недоумение. Почему мальчик не подошел к нему? Он остановил кочевников, затевавших убийство. Разве это не достаточный повод завязать дружбу? Значит, эти двое убиты напрасно? Может, он вообще все не правильно понял?
Он полетел назад к дороге, обуреваемый тучами тревог и сомнений. Ему, пришельцу из примитивной деревушки, почти не знаком этот мир. Тригги прав — он не обладает концепцией. Даже поступки людей кажутся ему явно странными. Поравнявшись с шоссе, Тоэм сразу нацедился на город и полетел параллельно дороге, пытаясь расставить события у костра в разумном порядке. Он не испытывал особенных угрызений совести из-за убийств, так как то были ромагины. Может, и не из правящего класса, но все равно столь же безжалостные и извращенные, как их господа. А где-то в столице они держат его Тарлини.
Когда он добрался до краешка полуострова, город исчез.
Глава 5
Но ведь это же невозможно! Города не исчезают так просто. Теперь припомнилось, что сияние огней угасло, когда он покидал лагерь кочевников, только тогда до него это не дошло. Лишь теперь. Он обшаривал сверху все бугорки, по-дурацки надеясь, что целый город вынырнет из-за скалы и издаст радостный крик, застав его врасплох. Поблизости не оказалось таких высоких скал, чтобы за ними мог спрятаться город. Он отключил тягу на поясе и опустился на землю. Земля лежала вокруг девственная, нетронутая. Не обнаруживалось никаких признаков, что когда-либо здесь стоял город — ни фундаментов, ни трубопроводов, ни помоек. Не было даже следов человеческих ног.