— Бланка, не отставай! — напомнила она черной кошке, неохотно шагающей по протоптанному снегу. — Здравствуйте, господин Альвиан.
— Просто Альвиан. Вы одна, без Антона?
Веста замялась, в ее глазах блеснуло сожаление.
— Антон ушел из Чарослова. Его прогнали…
— Значит, он в опасности, — подвел итоги Альвиан, не желая осуждать или упрекать собеседницу. — Отправимся без него.
— Куда?
— Сначала в Пересвет. Маленький городишко под Москвой. Вокруг леса, болота… Если в них пропадают люди, это легко замять. Вы понимаете, о чем я?
— Антимаги… Да, понимаю.
— Кхм… Веста, наша затея очень опасная. Вы уверены, что хотите чаропортировать со мной?
Веста помолчала, раздумывая, с минуту, и медленно подняла на Альвиана огромные зеленые глаза, полные тоски, боли и тревоги.
— Уверена, — выдавила она из себя. — Полностью.
— Тогда возьмите меня за руку. А наши коты нас найдут.
* * *
Наступит будущее для волшебного мира или нет, зависело от решений всего нескольких людей. Двое из них чаропортировали в морозный Пересвет.
Стараясь отвлекаться от назойливых мыслей про гнев архимага и ректора, Альвиан и Веста обошли все нужные дома, на это хватило дня, благодаря чаропортации. Но едва спустились мягкие синие сумерки, обоих пошатывало от усталости после использования огромной части магического резерва. Коты тоже изрядно устали.
— Знаете, что, — сказал Альвиан под вечер, когда они проходили мимо ряда мелких магазинов, — я вам куплю варежки.
Веста смешно ойкнула и перестала дышать на побелевшие пальцы.
— Не переживайте. Считайте это платой за помощь… — на последних словах Альвиан охрип и закашлялся. Кажется, он тоже замерз.
В ту ночь они выбрали маленькую дешевую гостиницу на окраине городка, и угодили в царство жестких скрипучих кроватей, непростиранного постельного белья, неисправных кранов и грубого персонала. Ночевали в соседних комнатах, а утром проснулись от завывания хамоватой уборщицы, самонадеянно называвшейся горничной и стучавшейся в обе двери палкой от швабры.
Стерва кричала, что от жильца с котами слишком много грязи, и это была слишком наглая ложь.
— Мяу! — от возмущения Бес подавился шерстью.
— Из горничного в вас только горное происхождение, − вежливо сообщил Альвиан и захлопнул дверь перед носом грубиянки.
Веста помалкивала. Жаль, что девочка не умеет постоять за себя.
Позавтракав чаем и бутербродами, они оделись и чаропортировали на улицы Коломны. Потом — в Звенигород. Идя по широким улицам, Веста с восторгом оглядывалась по сторонам. Она никогда не видела высотных домов, автомобильных трасс, мостов и неоновых вывесок. А количество людей в городском центре часто сбивало девушку с толку, поэтому Альвиан почти все время держал ее под руку.
Когда-то он сам был растерян и напуган, едва появившись на улицах большой, яркой и немного пугающей Москвы, и сейчас на мужчину навеяли воспоминания. Он оглянулся на бегущих позади фамильяров, ловко уворачивающихся от множества чужих ног.
— Веста, не хотите зайти в кафе?
— Нет, — отозвалась девушка, не раздумывая. — Дело важнее.
Несколько следующих дней они потратили на визиты ко всем чародеям и ведьмам, которых только сумел застать дома, и рассказывали им об антимагах. Одни пугались и обещали отправиться в Китеж, вторые же недоверчиво косились на советника архимага с рыжеволосой ведьмой и с неприязнью сообщали, что нечего придумывать глупости и никаких антимагов нет и быть не может.
Возможно, они поменяют свое мнение до того, как станет слишком поздно.
* * *
Иногда Светлые чародеи, неистово жаждущие спасти весь мир, превращаются в дураков. Так говорил Альвиану дед, меньше всего желающий, чтобы внук связался с плохой компанией и закончил свою жизнь раньше необходимого. Чародеи живут около ста лет, ведьмы — чуть больше. Среди них попадаются и долгожители, но при условии самосохранения. Не влезать в драки, дуэли, не попадать по глупости в Чарострог и уж тем более в лапы антимагов.
Жаль, что Альвиан и думать не желал об осторожности. Да еще и взял с собой по глупости наивную студентку.
Веста не жаловалась и не просила об отдыхе, но с каждым днем выглядела все более измученной и уставшей. Должно быть, тревожилась за Антона, но не хотела делиться переживаниями. Словно наказывала себя за что-то, не желая дать себе прощения.