Там тихонько потянул меня за рукав:
— Директор говорит, они никогда раньше не водили на экскурсии иностранцев. Не уверены, что смогут соответствовать твоим нуждам.
Я заверила его, что потребностей у меня совсем чуть, мизер, как у мыши.
Директор прервал мою речь вопросом:
— Какова цель вашего путешествия?
Я сладко защебетала что-то о послах мира и посредниках, о согласии и дружбе, о том, как сблизить весь мир, — дословный текст из нашей старой брошюры для сотрудников Корпуса мира. Перевод Тама занял меньше одной фразы. Я была рада, что он здесь, спасает меня от самой себя.
— Вы хотите увидеть места сражений?
— Нет.
На этот счет у меня не было сомнений.
— Есть некоторые проблемы, — признался Там, затем поспешил объяснить, увидев, как погрустнело мое лицо, — но все их можно решить, если угодить нужным людям.
Видимо, взятка сигаретами сделала свое дело.
— Что за проблемы?
— Нужно подать заявление на официальное разрешение, чтобы тебе позволили ночевать в деревнях. Им будет очень трудно найти члена Союза, который согласился бы поехать с тобой. Необходимо продлить визу дольше предоставленного срока. И еще они требуют, чтобы ты сначала поехала в дельту Меконга — пробное путешествие, — прежде чем они проводят тебя на север.
Он остановился, чтобы перевести дыхание. Трудности казались непреодолимыми.
Однако все оказалось не таким уж безнадежным. Деньги были универсальным средством, решающим целый ряд проблем. Я пообещала угождать всеми возможными способами кому только потребуется, и все присутствующие заметно расслабились.
Когда мы вышли на улицу, я выпалила:
— Что ты об этом думаешь?
— Хорошо, что ты едешь с ними, — рассудительно ответил он. — В провинциях у них большая власть. Это гораздо лучше, чем частный проводник.
— Но я не хотела ехать в дельту Меконга…
Он понизил голос и глянул через плечо:
— Слышал, директор только что вернулся из поездки по заданию партии — два месяца по тропе Хошимина из Ханоя. Говорят, правительство хочет превратить тропу в туристический маршрут. Может, если поездка по Меконгу пройдет хорошо, тебе разрешат первой проделать путешествие на север.
Трудно было поверить такой удаче.
Через неделю мы вернулись для повторной встречи. Директор встретил нас, стоя у дверей в кабинет — хороший знак, — но его лоб был нахмурен, и он тут же уселся с Тамом, даже не притворяясь, что ему есть до меня дело. Спустя несколько напряженных минут Там повернулся ко мне:
— Он говорит, что многие студенты хотят поехать с тобой, но только не в одиночку.
Вот уж не думала, что западная женщина вроде меня способна до такой степени кого-то напугать, но мысль об этом меня заинтриговала. Я стала ждать, что они решат.
— Должны поехать двое, — твердо проговорил Там. — Один англоговорящий, а другой — тот, кто хорошо знает дельту Меконга.
Это меня вполне устраивало, тем более что речь шла всего-то о пяти долларах в день, паре лишних заплаток на шинах и взятках, чтобы сделать всех счастливыми. Мои собеседники расслабились, и мы перешли к обсуждению действительно важных дел. То есть расходов.
Директор достал скомканный листок бумаги и зачитал длинный подробный список. Сто долларов за убогую бумажку — разрешение с моим именем вверху и печатью внизу. Сорок — за то, чтобы угодить чиновникам, которые попадутся нам на пути. Пятьдесят — штаб-квартире Союза молодежи за то, что составили мне компанию во время чаепития. Тридцать — за медицинскую страховку, которая была мне не нужна. Двадцать, — за подержанный велосипедный насос, в провинции этой суммы хватило бы на то, чтобы купить новый велосипед. Сто — гонорар двум милым молодым людям, которые должны были меня сопровождать. Десять долларов в день на еду, подарки деревенским жителям и различные нужды — по большей части сигареты и пиво для моих проводников. И разумеется, чаевые.
Я стала спорить насчет страховки, не желая сразу сдаваться и понимая, что все траты сфабрикованы. В конце концов страховку вычеркнули с условием, что я возьму с собой достаточно западных лекарств, чтобы на всех хватило.
Я откинулась на спинку со вздохом облегчения. Я была довольна. Мои собеседники — нет. Нам налили еще чаю.
В центр комнаты вышел почтенных лет старичок и принялся ходить взад-вперед, крепко сцепив руки за спиной. У него были короткая стрижка и напряженная, с легким уклоном вперед осанка, как у сержанта строевой подготовки. Он заявил, что все очень обеспокоены моим комфортом в путешествии. Смогу ли я спать в гамаке? Умею ли ездить на велосипеде? Не сморщится ли моя кожа под жарким солнцем Меконга? Всем известно, что американцы повсюду ездят на машинах. Вдруг мои ноги пройдут сто метров и превратятся в желе? Буду ли я есть местную пищу, даже самую простую деревенскую? А то еще опозорю своих проводников. Я кивала головой, как болванчик, а Там спешил подтвердить мой ответ.
Последний и самый важный вопрос: знаю ли я, как угодить моим проводникам? Да, это я уже успела выяснить.
Мне представили моих будущих попутчиков — оказалось, что они сидели с нами все это время. Обоим было по двадцать пять лет, и оба выглядели на восемнадцать. Фунг продемонстрировал дюйм фиолетовых десен, улыбнувшись, как фонарь из тыквы, и сверкнув золотым зубом, который торчал под таким углом, что нависал над нижней губой, даже когда рот был закрыт. Он произнес небольшую речь по-вьетнамски, рассекая воздух длинными накрашенными ногтями. Тяу был тем самым малым с лицом-тарелкой и носиком-кнопочкой. Он странно смеялся — как ныряльщик, которому в маску попала вода. Мы договорились встретиться в здании Союза на следующее утро, в пять часов. Я должна была принести деньги, а они — созвать прощальный комитет. Наконец-то все остались довольны.
5. Меконг
Дорогая мамочка! Я выяснила, что от расстройства желудка лучше всего помогает смесь имодиума, пептобисмола и ципрофлаксина. Имодиум действует как затычка, прекращая процесс. Пептобисмол — защитная прослойка, а ципрофлаксин — глубинная бомба, вымывающая гадких микробов из организма. Главное, чтобы это не оказались паразиты.
Воздух был темным и тяжелым от угольной сажи. Улицы почти безлюдны, за исключением двух старых торговцев, присевших на корточки рядом с жаровнями. Они ворошили угольки, пока те не начинали излучать теплое красноватое сияние, и выкладывали на решетку хрустящую кукурузу. Каждый порог и проход укрывал человека или двух; иногда там спали целые семьи, прижавшись друг к другу, как ложки, защищаясь от предрассветного холода. Я проехала мимо стариков, присевших вдоль тротуара: они торопились завершить свой туалет, прежде чем наступит час пик и улицы наводнят толпы.
Ставни в штаб-квартире Союза молодежи была закрыты, внутри никого не было. Постепенно стали возникать неясные фигуры более дюжины молодых людей; наконец появился сам директор. Деньги передавались от одного к другому торопливо и украдкой; их несколько раз пересчитывали разные руки.
Когда осторожное солнце протянуло свои бледные пальцы через небосклон, мы выдвинулись единой колонной — одиннадцать юношей и я, окруженная коконом из велосипедов и мопедов.
Мой велосипед почти сразу начал жить своей жизнью. Пружина прорвалась сквозь пластиковую обивку сиденья и впилась мне в зад, точно штопор. Я, как могла, разгрузила свой скарб, привязав его низко к решетке, но заднее колесо все равно тряслось, как телеса жирной матроны. Отремонтированный Гуликом тормоз вернулся в первоначальное состояние на полпути с первого же маленького холма. Я с трудом вела велосипед по прямой, чтобы не задеть заботливых молодых людей, крутивших педали рядом. Похоже, они и не собирались разъезжаться. Мы маневрировали в уплотняющемся транспортном потоке как единое целое, масса размером с грузовик.