— Лен, Серега все равно через год бы в институт умотал. И за ним ты там следить не смогла бы… Годом раньше — годом позже… — Отец подошел к вопросу философски.
— Так оно и было, пап, — улыбнулся я. — Ты как в воду глядел.
— А чего там глядеть, — пожал плечами отец, — сам таким был. Тащи сигареты, а я на балкон… Лен, пошли, посмотрим, как поселок за двадцать лет изменился.
— Ох, мужики! — притворно вздохнула мама, проворно поднимаясь с дивана. Ей тоже было интересно взглянуть на будущее.
— Держи, пап, — на балконе я протянул отцу пачку любимого мною «Парламента».
— Ух, ты, какие! — покачал головой отец, закуривая сигарету. — Да, с «Беломором» не сравнить.
С балкона открывался чудесный вид на центральную улицу.
— Вадим, смотри, — мама указала рукой на новый микрорайон, который вырос на месте частного сектора, — дедовского дома больше нет.
— Его снесли, по-моему, в девяносто пятом, — сказал я. — Деду дали квартиру в новом доме. Вон в том, — я показал пальцем на панельную пятиэтажку, окрашенную в ядовито-зеленый цвет.
— А как дед? — спросила мама. — Ой! — Тут же закрыла она рот ладошкой.
— Умер, мам… Больше девяноста…
— Да-да, но больше не рассказывай мне о судьбе наших близких. Лучше оставаться в неведении…
— Точно! — согласился отец. — Лучше оставь эту информацию при себе.
— Хорошо, — я кивнул. — Это действительно тяжело… Знать…
— Больше девяноста, говоришь, — покачал головой отец. — Крепкий старик! По-хорошему ему завидую!
— С дедом-то как раз все естественно, — решил поделиться я своими переживаниями с родителями. — Старики уходят — так положено свыше… А вот когда уходят досрочно…
— Кто? — глухо спросила мама.
— Нет, не из близких, — я поспешил её успокоить. — Это я могу сказать… Из близких никто не ушел досрочно. Это касается моих сверстников… Друзей. Некоторых из них уже нет… А я разговаривал сегодня с ними. Алеха Патлас не доживет до тридцати пяти…
— Как это случиться? — поинтересовался отец. — Несчастный случай?
— Нет! — я покачал головой. — Наркомания. Передозировка…
— И ты винишь себя? — ужаснулась мама.
— Нет, не виню. Наши пути разошлись после поступления в институт: я поступил, он — нет. Просто меня терзает одна мысль…
— О том, что ты можешь изменить его судьбу? — догадался отец.
— Да. Я могу хотя бы попробовать изменить его судьбу… Ведь он был моим другом… Лучшим другом. Но я боюсь столь активно менять существующую реальность. Изменить свою судьбу — это одно, а изменить чью-то судьбу… Даже в лучшую сторону — нечто иное.
— Ты боишься, что не сможешь вернуться назад?
— Да, пап, боюсь. Хотя, по большому счету, мне не о чем сожалеть… Вы здесь… Даже дед жив… Я смогу уделять вам больше внимания, чем в той жизни. Я смогу иначе прожить свою жизнь. Все мы сможем… Жить… Более счастливо…
— Какой же ты у меня стал… взрослый, — прослезилась мама, обнимая и целуя меня в щеку.
— Да, Серега, сложный перед тобой стоит выбор, — произнес отец, закуривая вторую сигарету. — Решай сам, что важнее… Вернуться, или прожить жизнь заново. Мы с матерью не будем на тебя давить. Я понимаю, что это сейчас бесполезно.
— Если мне не удастся вернуться назад в ближайшие несколько дней, — решительно произнес я, — будем учиться жить заново!
Прогулка по вечернему Новокачалинску будущего впечатлило моих родителей. Особенно поразило их обилие заграничных автомобилей.
— Это ерунда, — отмахнулся я, — вот свожу вас в город, там машин действительно много. Даже слишком. В автомобильной пробке иногда можно простоять несколько часов. В городах, где есть метро, некоторые владельцы автомобилей предпочитают на нем ездить. Так быстрее.
— А зачем им тогда машины? — удивился отец. — Если на метро быстрее?
— За город съездить, на дачу, на отдых, шашлык-башлык и все такое, — пояснил я. — Ну и для престижа, ессно.
— А у тебя машина есть? — поинтересовался батя.
— Была, японец праворульный, — ответил я. — Вот примерно такой. — Я ткнул пальцем в сиротливо стоящего у обочины «Ипсума». — Правда, я в них не очень-то разбираюсь, — признался я, — но за рулем уже несколько лет.
— А как это — праворульная? — спросил батя.
— Руль не слева, как у нас, а с другой стороны, — пояснил я. — В Японии же левостороннее движение.
Я подошел к «Ипсуму» и дернул дверь — она оказалась не запертой и услужливо распахнулась. Приятный запах ароматизатора, бежевый велюр, электронное табло, автоматическая коробка передач вызвали у отца настоящий восторг. До этого момента пиком машиностроения он считал «Волгу». Машины более высокого класса он видел только по телевизору.