— Ты ненавидишь свою работу? Скажи мне, Нигер, ты ненавидишь свою работу?
— Долбаная обдолбанная скотина. Зачем ты меня об этом спрашиваешь?
— Потому что хочу узнать. Ты ненавидишь свою работу?
Я потянулся к холодильнику и взял оттуда всю пачку. Одной сигаретой было не обойтись — Чикатило был настроен на долгий трёп, в таком состоянии только и хочется, что трепаться и лезть людям в душу посреди тихой семейной ночи. Видимо, он звонил на халяву — он всегда звонил на халяву или по просроченным кредитным карточкам, иногда даже чужим, — Понимаешь, Чикатило. Здесь речь не идёт о любви или ненависти. Речь идёт о необходимости.
— А я вот, — Чикатило чуть не лопался на другом конце провода, его просто распирало по всем направлениям, — я вот ОЧЕНЬ люблю свою работу. ООЧЧЕЕННЬЬ люблю свою работу.
В его тоне слышалась покровительственная издёвка. Я знал, что он очень любит свою работу. Я тоже очень любил его работу. Просто ему дали шенгенскую визу, а мне — нет. Всё объясняется намного примитивнее, чем кажется.
— Просто тебе, сволочь, дали шенгенскую визу, а мне — нет, — озвучил я в телефонную трубку. — И мне надо с этим как-то жить, понимаешь?!
— Эй, эйя, батенька. В ваших словах слышится обида на меня и на обстоятельства. Честное слово, я не хотел оскорбить ваших чувств. Я просто хотел узнать…
— Я НЕ ненавижу свою работу, Чикатило. Я хожу на неё в нормальном виде, со мной работают Свинья и этот парень, Витёк, сноубордер. С ними не соскучишься. И потом — я не сижу целый день жопой на офисном кресле. Если я захочу, я сваливаю с работы в любое удобное для меня время. А мои подчинённые при мне берут деньги с незарегистрированных клиентов. Я и сам беру с них деньги, когда надо.
— То есть ты смеёшься на своей работе?
Я не знал, что ему ответить. Разумеется, я НЕ смеялся на своей работе, я не смеялся НАД своей работой — даже несмотря на постоянное присутствие в кадре Свиньи, на сноубордерские байки Витька и на взаимопонимающую Илону, которая своими взглядами перманентно намекала на оставшиеся в прошлом, но по первому зову подлежащие восстановлению пикантные отношения. Самое интересное, что раньше я об этом как-то не думал.
— Не-а, Чик. Не смеюсь.
— А «Нивею» всё ещё пи…дишь в туалете?
— Окстись, дружище. Какая такая «Нивея». Её уже лет сто как прекратили туда ставить.
— С тех самых пор?
— С тех самых пор.
— Слушай, слушай, я тебе совсем забыл рассказать. Я тут знаешь кого встретил? Угадай с трёх раз!
— Откуда же мне знать, Чикатило.
— Нет, негритянин. Ты попытайся. Угадай, сука, с трёх попыток.
— Президента Мозамбика.
— Неправильно.
— Элвиса Пресли. Так шутят в каждом третьем американском фильме.
— X… — то там.
— Ну, я не знаю. Девушку Лену из Рязани.
На том конце повисло молчание. Если бы я посмотрел в ресивер, я бы, наверное, вопреки здравому смыслу увидел, как у обдолбанного Чикатилы отвисла челюсть.
— Эээ… Кто тебе… Я же ещё никому об этом не рассказывал. Она что… Она что, тебе позвонила?
Теперь челюсть отвисла у меня. Чикатило не мог меня так разыгрывать — это был слишком естественный шок даже для его артистических способностей. Я знал, что бывают случайные совпадения, но чтобы вот так, с размаху, пальцем в небо — и из всех известных имён назвать правильное… Да, жизнь — алогична.
— Я не понял, Чикатило. Я что… угадал???
— Ну… да.
Я начал беззвучно (чтобы не разбудить Настю) смеяться в телефонную трубку. Это был правильный, хороший смех. Я уже несколько месяцев так не смеялся, но это ведь был Чикатило. Его и всех, с кем он имел дело, всегда сопровождали именно такие заразительные припадки.
— Ну, рассказывай, бродяга дхармы. Ты её трахнул?
— А то, — гордо хмыкнул Чик. Я почему-то был уверен, что он при этом самодовольно поглаживал свой живот. Как кот из того же мультика про блудного попугая — «это же бубль-гум»… Один в один, только не толстый.
— Только не говори мне, пожалуйста, что ты обнаружил её в витрине на улице Красных фонарей, влюбился без памяти и поселился вместе с ней на утлом судёнышке, стоящем на вечном приколе на берегу одного из живописных каналов, перекочевавших в реальность с полотна Винсента ван Гога. Это слишком пошло.
— Нет, нет, ты что. Она здесь в длительной командировке, работает в представительстве какой-то нефтяной компании. Ну, знаешь, из тех, что по дешёвке гонят в Европу нефть из Сургута. Я им как-то раз продавал дурь — я же с русскими в основном работаю — какой-то тамошней тусовке, у них был этот идиотский слёт в отеле «Амстель», и они вызвали меня… Я для здешней русскоязычной диаспоры — что-то типа разносчика пиццы. Так вот, прихожу — а она там сидит, в обнимку с каким-то Дядей-парнем.
— А ты что?
— А я клал на этого Дядю-парня, я так обрадовался, мы сразу обнялись, закружились в вихре страсти…
— А Дядя-парень?
— А Дяде-парню было плевать, с кем трахаться, он приезжал на пару дней и в тот момент только начинал свои замуты. К тому же я сразу же пустил ему жёсткий парик «Белой вдовы», и он с непривычки тут же скопытился. Ушёл в такое говно, что потом часа три не мог произнести ни слова, сидел и пялился с блаженным видом в одну точку. Не реагировал на происходящее. А потом, на следующий день, мы повели его на Ред Лайте, и он там перепихнулся за деньги.
— Ну и что там у тебя с Леной?
— Роман развивается. Бурно. И плодоносит вдохновением. Я купил ноутбук и сел писать книгу.
— Bay! Чико! Неужто наконец-то сподобился? Это же… блин, да это же здорово. Ты прав, что уехал в страну ветряных мельниц. Ты прав.
— Слушай, а вот ещё…
В трубке что-то щёлкнуло, прозвучал какой-то предупредительный зуммер, и Чикатило перестал меня слышать. Ещё около минуты я слушал его беспорядочно-обдолбанные «алё, алё» и «куда ты пропал, парень чернокожий?», но на мои ответные реплики он никак не реагировал. А потом связь вообще оборвалась. Наверное, автоматика просигнализировала куда надо, что уже битый час некий хитрожопый умник названивает из неё по карточке с минусом на балансе, и откуда надо автоматике приказали разъединиться. Я посидел ещё несколько минут — на случай, если настырный сержант продублирует попытку, — а потом набрал номер его конуры. Трубку никто не брал. Да я, на самом деле, сделал это только для проформы — я и так знал, что его нет дома, он никогда не звонил из дома. Он был не настолько глуп, чтобы платить за исходящие звонки.
Спать не хотелось. Я включил комп и вставил диск. «Grim Fandango», хороший такой квест про страну мертвых. Все мертвецы были почему-то мексиканцами, а главного скелета звали Мэнни Калавера — у меня он ассоциировался с Максом Кавалерой из «Soulfly».
Мэнни был прикольный персонаж — я очень любил его тогда. Он очень смешно тыкал свой череп во с все дыры — у него был свой движ, он, по-моему, должен был в конечном итоге спасти какую-то девушку (тоже скелет), я не помню точно. В общем, это был влюбленный скелет. Счастливый. Все в мире делается в конечном итоге для того, чтобы найти подходящего полового партнера на всю жизнь, и вся разница лишь в том, кто через что прошел ради этого. Мэнни Калавере повезло: его компьютерная житуха била ключом, он попадал из переделки в переделку, и, наверное, его от этого перло.
Я по-черному завидовал этому виртуальному мертвецу. В отличие от него, я уже прошел весь свой квест. Теперь мне светило только то, что по идее должно идти после хеппи-энда любой голливудской мелодрамы. То, что в эту самую мелодраму никогда не включают — в силу банальности (даже для мелодрамы — банальности). И они жили долго и счастливо. Умерли в один день. А потом истлели и превратились в скелеты. Как Мэнни Калавера и его мертвая девушка.
Никогда не думал, что заканчивается этим. Я знал, что любовь требует жертв, но как-то не учел, что ими всегда становятся лучшие друзья и вообще вся движуха.
Я выключил компьютер еще до того, как игра полностью загрузилась. Чтобы не видеть этого долбаного Мэнни. Я просто выдернул вилку из розетки, забив на корректное завершение работы. Следующий раз, когда я его включу, он будет х…еву тучу времени проходить сквозь дебри корректировочной программы ScanDisk… Да насрать.
Потом я вскипятил чай, залил в себя полкружки, выкурил зачем-то ещё одну «ЛД» и пошлёпал в койку. Настя перевернулась на другой бок и приоткрыла сонный глаз: