— Он отдал письмо, — понизив голос, произнес Питер. — Ты сделала это — ты заставила его передумать!
Фрейя развернула записку от Холдена и вслух прочитала:
Дорогая мисс Мур!
После Вашего сегодняшнего визита я считаю нужным ответить на Ваши слова о том, что будущее во многом зависит от материалов, которые помогут разобраться в прошлом. Если мы представим себе историю как анфиладу комнат, то, вероятно, картины — это окна, выходящие в комнаты, куда можно заглянуть, но больше нельзя войти. Я изучал творчество Виктора Рииса много лет. Большинство дверей на его картинах открыты или полуоткрыты и все же (как и его непрозрачные окна) утаивают то, что находится за ними.
Сегодня Вы восстановили мое доверие к Йону Алстеду, и я неожиданно был тронут этим подарком. Вы открыли мне, что предательство, которое я столько лет приписывал ему, в действительности совершил член Вашей собственной семьи. Хотя Вам, несомненно, было трудно сделать это признание, я могу лишь сказать, что не понаслышке знаю о давлении, принуждавшем людей становиться информаторами и торговать тайнами; оно было общей чертой жизни в той части мира в те годы.
В этом письме я не стану подробно описывать тяжелые испытания, которым подвергся по воле румынского правительства, прежде чему меня появилась возможность уехать. Вероятно, достаточно будет сказать, что в самые сложные времена именно образ Йона Алстеда, произносящего слова непоколебимой уверенности, который самопроизвольно появлялся в моем сознании, поддерживал меня, пока худшее не миновало. На протяжении многих лет, не обладая какими-либо точными сведениями относительно причин его предательства, я убеждал себя в том, что не имело значения, был ли этот образ правильным, поскольку, ложный или истинный, он служил цели. Судя по тому облегчению, которое я испытал, услышав Ваше объяснение, теперь мне кажется: когда у одного человека есть основания для веры в честность и преданность другого, это действительно меняет мир к лучшему.
Как ученый, я сожалею о том, что должным образом не указал авторства тех мест моего исследования, которые были взяты непосредственно из дневника миссис Риис. Я надеюсь, Вы поймете — страх из-за возможного обнаружения связи моей биографии с Румынией сыграл не последнюю роль в этом решении. Я удостоверюсь, чтобы в любых последующих переизданиях моей работы на дневник были сделаны надлежащие ссылки.
В заключение я считаю необходимым ответить взаимностью на Вашу честность и отдаю в Ваши руки письмо, которое Вы искали. Вы были правы. Я перехватил его и помешал Алстедам узнать часть истории происхождения их картин. Мне жаль Вас разочаровывать, но Вам станет ясно, что письмо не представляет никакой ценности ни для румынского «шпиона», ни для исследователя, жаждущего глубже понять творчество Рииса. Это простая записка, сопровождающая дневник, и только сам дневник, как оказалось, содержит идеи и факты, пригодившиеся для моего исследования. (Мимоходом я хотел бы заметить, что мисс ван Дорен производит впечатление благовоспитанной девушки, и я никогда не понимал, почему она выдавала себя за цыганку. В моей стране это презираемые люди.) Письмо хранилось в моем архиве все эти годы только потому, что я не в силах уничтожить любой клочок истории. Как бы то ни было, ее письмо — это мой Вам подарок. Я благодарен Вам, ведь Вы восстановили мою веру в дипломата, который рисковал своей карьерой, чтобы помочь другому человеку изменить жизнь.
Искренне Ваш,
СИНАЯ, РУМЫНИЯ, ЛЕТО 1985 ГОДА
Йон проверяет, на месте ли руки и ноги. В ночной тьме он ощущает, как в шею ему впиваются сучковатые ветки. Его предплечья ободраны до крови; подвернутая правая лодыжка пульсирует от боли. Вот так, наверное, чувствует себя зверь, попавший в ловушку — яму, замаскированную под твердую почву.
Йон предпринимает попытку согнуться и перевернуться на бок, обнаруживая этим движением новые болевые узлы. Яма больше похожа на траншею, усыпанную прошлогодней листвой и ветвями. Когда он протягивает руку, чувствуя, как жжет кожу на ладони, его пальцы нащупывают что-то похожее на отформованный бетон, за которым следует какое-то волокнистое пространство, возможно дерево. Когда он шевелится, листья под ним шуршат. Йон замирает, и из леса до него доносится слабый хруст. Ему трудно сказать, издают его ночные животные или просто ветки трутся друг о друга на ветру. Посол старается восстановить в памяти, что произошло.