Фрейя чувствовала себя так, как будто стены дома вокруг нее таяли. Нет желания оставаться? Она должна была бы испытать облегчение, узнав, что результаты ее открытия, даже если это потенциально означало девальвацию коллекции Алстеда, не станут причиной для выселения Софии из дома.
— Наконец это обнаружилось, — говорила София голосом, каким взрослый читает сказку ребенку. — Нечто настолько важное. Северина Риис сама была художницей, а Йон об этом никогда не узнает. Понимаешь, нет способа сообщить ему. Нет способа узнать, рассердил бы его этот обман, которому подвергли его деда, или он обрадовался бы тому, что в конце концов правда выяснилась.
Она медленно обошла стол, ведя рукой по краю, и в первый раз на памяти Фрейи села в кресло своего мужа. Оттуда она посмотрела на Фрейю.
— Где вы с семьей были во время революции — когда свергли Чаушеску? Вы ведь тогда только вернулись в Америку?
По телевизору, подвешенному в центре стены их кирпичного дома, Фрейя с родителями смотрели, как в новостях показывают знакомые места: аэропорт Отопени, здание главного управления национальной телевизионной станции, прямо позади того места, где она ходила в школу, гостиницу «Интерконтиненталь». Сквозь пелену огня раскачивающиеся камеры снимали пригнувшихся людей с автоматами. В какой-то момент она услышала, что ее старая школа обстреляна и захвачена вооруженными силами. Дикторы называли эти события первой революцией в прямом эфире, увиденной миллионами людей по всему миру. Тем декабрем семья Мур, в скудно обставленном доме, арендованном у академической семьи на отпуск, посмотрела новости о буйных молодых немцах, разбирающих Берлинскую стену и уносящих в руках ее куски, а вскоре после этого — о событиях в Румынии. Муры уехали из Бухареста всего семь месяцев назад.
Логан ничего не говорил, погруженный в раздумья. Маргарет делала вид, будто занимается делами в других комнатах, но, держа различные предметы в руках, часто заглядывала, чтобы посмотреть телевизор. Фрейя сидела на полу, скрестив ноги, обняв себя руками, зная, что абсурдно выискивать глазами на экране Аурела, мальчика из квартиры сверху, среди размытых силуэтов на заднем плане. Не было никакого способа узнать, в безопасности ли он. Воспоминание о длинных ресницах Аурела, о горделивом контуре его рта могло вызвать у нее слезы. Ночью, лежа в постели, Фрейя долгое время будет регулярно проверять эту способность.
Она очнулась от голоса Софии, рассказывающей о том, как Алстеды пережили те события тысяча девятьсот восемьдесят девятого.
— А потом, когда переворот произошел, многие иностранные правительства начали аннулировать знаки отличия и награды, которые присуждали Николае и Елене Чаушеску годами, и об этом стали сообщать в новостях. Йон сразу же позвал меня, чтобы я послушала. Видишь ли, у него вызывало ярость, что Чаушеску был удостоен высшей награды Дании; он всегда считал это ошибкой. И он был рад просто увидеть, как наконец совершен правильный поступок. Даже такой символический акт, как изъятие ордена, пусть слишком поздно, чтобы изменить ход событий, как это можно было сделать несколько лет назад, когда он рекомендовал такое. Но событие вселило в него надежду. Ведущий сказал, что за пятьсот лет истории датский монарх ни разу не отменял присуждение ордена Слона.
Она остановилась, чтобы посмотреть, поняла ли Фрейя, и продолжила:
— Давай-ка рассказывай. Лучше поздно, чем никогда. Раскрывай то, что вы с Питером Финчем обнаружили.
— Есть еще одна вещь, которую я хочу вам показать, — сказала Фрейя. — Я не показывала это даже Питеру, так как все, что бы Питер ни узнал, он опубликует и покажет миру. Здесь же нечто еще более личное, чем сам дневник. Я рискую, даже показывая документ вам, поскольку это может изменить ваше мнение о Северине.
Из нижней стопки документов Фрейя извлекла последнюю бумагу.
— Это из скандинавского источника девятнадцатого века. Я нашла его в тех же медицинских книгах, которыми пользовался Питер, когда изучал дневник, но он не искал этого… его больше интересовали другие вопросы. Это… — Она запнулась, но взгляд на внимательное лицо Софии заставил ее продолжить: — Это рецепт. Смесь для прерывания беременности: ромашка, шафран, корица и экстракт хвои различных вечнозеленых деревьев.
— Там говорится что-то вроде: «Горечь пихты и коры…» — попыталась София вспомнить место из дневника. — Ты… ты думаешь, она писала о выкидыше, но она приняла какое-то средство, чтобы его спровоцировать.