— Я не знала, что Риис рисовал обнаженную натуру!
Питер и мужчина с лупой наградили ее одинаково неодобрительными взглядами.
— Только эти две, — очень тихо произнес Питер, наклоняясь и толкая снимки к ней через стол. — Обе принадлежат Национальному художественному музею в Копенгагене. И в отличие от остальных картин Рииса эти не датированы; мы не знаем, к какому периоду его творчества они относятся. На мой взгляд, это очень ранние, возможно, даже студенческие работы. В журнале тысяча девятьсот шестого года я нашел рецензию, в которой упоминается Риис. Там говорится, что он перестал рисовать фигуру человека несколькими годами ранее. Взгляни.
Он бросил Фрейе картотечную карточку, и она прочитала приведенные цитаты из рецензии:
«Риис разочаровывает самоограничением, сдержанными работами, созданными словно лишь для того, чтобы вешать их в таких же аристократических и хорошо обставленных комнатах, как те, которые он рисует. Риис абстрагируется от изображаемого им. Он является жертвой собственного утонченного вкуса, поступаясь силой и властью, которые воплощали более смелые художники нашего времени. В ранних полотнах Рииса мы видим многообещающие изображения человеческих фигур. Но он отказывается от прежних высоких целей в пользу нынешних неврастенически окрашенных набросков, которые дают скудную пищу душе зрителя».
— Как это — «неврастенически»? — спросила Фрейя.
— Неврастения — одна из викторианских болезней. Я нашел отличный справочник по истории медицины того периода. Нервная перевозбудимость, спровоцированная бешеным темпом и стрессами городской жизни, исступленной умственной деятельностью при недостаточной физической нагрузке. Неврастеники иногда гордились своим состоянием, полагая, что это обостряет их ум, помогает им больше осознавать. Для неврастеников считалось типичным избегать ярких цветов. Вот как критики объяснили приглушенную палитру у Рииса.
В цитатах на другой стороне картотечной карточки творчество Виктора Рииса противопоставлялось работам скагенской школы с ее «здоровым колоритом и красочностью пейзажей». К скагенской школе относился Свен Нильсен. Как говорилось в рецензии, «популистские художники Севера стремятся возвеличить зрительное наслаждение моментом, в то время как Риис пытается ухватить безмолвие пространства за пределами человеческого времени».
— Эй, я думал, мы договорились, что ты сконцентрируешься на Нильсене.
Питер потянулся за своей карточкой.
Фрейя скрепя сердце вернула ее, но не смогла не подколоть товарища:
— Смотри не выбрось случайно, думаю, она еще может пригодиться.
Просто ей хотелось посмотреть, как Питер закусывает губу и притворяется, будто не понял намека. После этого она вернулась к выполнению своего задания.
— Что ты узнала? — спросил Питер, когда они обедали пиццей в шумном кафе.
Но в этот момент его телефон, конечно же, зазвонил. Он промокнул рот салфеткой и отошел, чтобы ответить на звонок.
Проглотив последний кусок жирной пиццы, Фрейя отправилась осмотреть витрину с пирожными и сэндвичами. Ей было слышно, как на заднем плане низким успокаивающим голосом Питер пытается объяснить своей девушке, почему не мог взять трубку раньше. Когда Фрейя вернулась за столик, он, водя пальцами по гладкой поверхности своего мобильного телефона, попытался продолжить их разговор так, словно ничего не произошло.
— Ты собиралась рассказать, что тебе удалось выяснить насчет Нильсена.
— Сначала расскажи мне о Холлис.
Фрейя сделала глоток воды из стакана; вопрос она отрепетировала. В конце концов, было время, когда он во всех подробностях рассказывал ей о женщинах, с которыми встречался. Питер, нахмурившись, уставился в свою тарелку с остатками томатного соуса и сыра.
— Она веселая, она симпатичная, она милая. Мне кажется, что на этот раз все по-настоящему.
Питер говорил нечто подобное и раньше. Но потом он добавил:
— Мы вместе уже… ух, девятнадцать месяцев. Можешь в это поверить? Почти два года.
— Она звонит тебе по десять раз за день все эти два года?
Фрейя не могла удержаться, чтобы не поддразнить его. По крайней мере, такого ее Скотту никогда не приходилось терпеть.
— Она, должно быть, без ума от меня, тебе не кажется? — широко улыбнулся Питер, быстро становясь собой прежним. — Пару месяцев назад Холлис уволилась с нелюбимой службы. Сейчас работает на своих родителей, которые не особо следят за ее трудовым графиком. В общем, такому человеку, как она, нелегко поверить, что я могу получать истинное удовольствие от своей работы.