БУХАРЕСТ, ЛЕТО 1984 ГОДА
К приезду Софии резиденция должна быть полностью готова. В каком бы настроении она ни вернулась из клиники в Норфолке, в приподнятом или подавленном, ничто не должно побеспокоить или огорчить ее. Все в этом большом и уютном доме будет обставлено, отделано и подобрано в соответствии с ее вкусом — от юбок и блузок, отутюженных и аккуратно развешанных в шкафу, до нового флакона «Белой сирени» на ночном столике и вышивки ее бабушки в рамке на стене кухни.
Преисполненный решимости подготовить все наилучшим образом, Йон Алстед, правда, позволяет себе потратить несколько часов, наблюдая за тем, как сотрудники венской компании, специализирующейся на перевозке дипломатических грузов, снимают печати с изготовленных на заказ коробок и распаковывают его картины. Печати, имеющиеся на всех коробках и чемоданах Алстедов, освобождают их имущество от таможенного досмотра. Йон распоряжается развесить шесть картин на трех глухих стенах своего кабинета, расположенного в конце коридора на верхнем этаже. Свет из окна позади стола будет падать на них, и каждый раз, поднимая голову от работы, он сможет видеть свою коллекцию.
На трех картинах Виктора Рииса изображена женская фигура. Одна и та же особа на каждой: дама в черном, спиной к зрителю. На картине «Комната с сидящей женщиной» она расположилась в изящном кресле лицом к стене. На двух других стоит: на полотне «Интерьер с фигурой» — в дальнем конце комнаты, склонив голову над чем-то невидимым зрителю, может быть книгой или шитьем, а вот в «Даме в интерьере» ее длинное черное платье господствует на переднем плане; женщина стоит так, будто готова скрыться за одной из полуоткрытых белых дверей. На оставшихся трех картинах, которые называются «Солнечный свет в гостиной», «Три двери» и «Интерьер вечером», предстают те же комнаты, но пустые. Все внимание уделено свету, падающему на тяжелую мебель, голые полы и обшитые панелями стены.
Эта коллекция у него с детства. Картины стали его собственностью за долгие годы до того, как у него появился дом, в котором он мог их повесить. Йону, родившемуся уже после смерти Виктора Рииса, немного известно о дружбе, связывавшей его дедушку с художником. Но каждый раз, когда он прибывает за границу на очередное место службы и наблюдает за тем, как картины распаковывают и развешивают в новой квартире или доме, ему вспоминается день в Копенгагене, почти сорок лет назад, когда дедушка взял его с собой, чтобы впервые показать их ему.
— Я не хочу, чтобы они перешли к твоему отцу — он всегда был ничтожеством. Картины достанутся тебе, парню с датским духом. Это сокровища, запомни. Они отражают национальный характер и к тому же прекрасны.
Мальчик сглотнул и кивнул, понимая, что в действительности они обсуждают смерть деда. Старик не избегал этой темы, неоднократно заявляя о своем намерении «задержаться» до тех пор, пока не увидит датскую землю очистившейся от немцев.
Картины хранились в подземном ходе, соединявшем дом лютеранского пастора с соседней семинарией. Они с дедом спускались по темной лестнице. Йон чувствовал, что воздух в этом помещении пахнет свежевскопанной землей, как в погребе. В мерцающем свете керосиновой лампы ему удалось рассмотреть на картине лишь элегантную даму, которая казалась очень одинокой.
Эти шесть полотен стали принадлежать ему за годы до того, как он поступил в университет изучать юриспруденцию, продолжая семейную традицию государственной службы. В отличие от отца и деда Йон служит родине за границей. Он представлял свою страну на разных постах, но в Бухаресте впервые выступает в качестве посла Дании. В первый раз у него нет непосредственного начальства, которое ставит перед ним ежедневные задачи. Он отдает себе отчет в том, что теперь в его власти задавать тон и трудовую этику своему немногочисленному персоналу. Единственные должностные лица здесь помимо Йона — это атташе по политическим вопросам, Хенрик Экерс, в настоящее время пошел второй год из трехлетнего срока его службы, и Юльета Ринг, выполняющая обязанности секретаря и ответственная за приемы. Оба холосты. Экерс, зачесывающий свои редеющие светлые волосы на лоб, профессионал в высшей степени. За скептическими замечаниями пессимистки Юльеты, демонстрирующей мрачное удовлетворение всякий раз, когда ее предполагаемое разочарование подтверждается, и напоминающей Йону его старшую сестру, скрывается изрядная доля надежности. Как Йон узнает позже, мироощущение Юльеты незаменимо для выполнения любой работы, связанной с румынской бюрократией.