— Не ты ли всегда предпочитал отделять работу от личной жизни?
— Да в этом плане с Холлис нет проблем. Ее родители — постоянные покупатели Мартина, и ей кажется, что галерея — скучнейшее место в мире. Она думает, я только и делаю, что считаю минуты до нашей встречи.
Богатая девушка. Ну конечно. Фрейя никак не отреагировала, и он продолжил:
— Ну а ты? Действительно интересуешься Риисом, или это просто…
Питер запнулся, и они в некотором смущении посмотрели друг на друга. Фрейя могла придумать множество возможных окончаний его вопроса и не была уверена, какое из них на уме у Питера. Безопаснее было сменить тему.
— Напомни-ка, сколько тебе было, когда твоя семья вернулась в Штаты. Мне было десять, когда мы возвратились.
— Мы переехали в тысяча девятьсот девяностом. Объемы добычи нефти падали в Аргайле, Бренте и даже Фортисе; [24]большинство месторождений больше не были жизнеспособными, поэтому пропала необходимость во всех работавших там инженерах, и отца послали назад в Калифорнию. Маму переезд в восторг не привел. Мне было десять, как и тебе.
— Дай угадаю. Калифорнийские детишки считали, что твой английский акцент — или шотландский, неважно, — это круто. Наверное, ты решил учиться за границей в Лондоне просто для того, чтобы освежить акцент.
Он засмеялся, не опровергая ни одного из этих утверждений. Она так и слышала голос десятилетнего Питера, хвастающегося перед своими новыми одноклассниками тем, что его отец каждый день добирался до работы на нефтяной платформе вертолетом. В том же году пятиклассники Висконсина единогласно признали Фрейю странной: у новенькой, ведущей себя как всезнайка, было иностранное имя, и приехала она из какой-то страны, о которой никто никогда не слышал. Они не знали, на каком континенте и в каком часовом поясе находится Румыния, на каком языке разговаривают там люди. Даже некоторых учителей изумляло, насколько хорошо девочка владеет английским. Фрейя же знала, что за чтение книжек с картинками, предназначенных для маленьких детей, ее засмеют, а так как никто не водил ее в музеи или кино, она утоляла свою растущую потребность в визуальном обогащении, перелистывая тяжелые глянцевые страницы альбомов по искусству из библиотеки.
А Логан тем временем слонялся по дому, возился со своими заметками и бумагами для работы над книгой по истории Румынии, которую так и не закончил. А еще пил целыми днями, ворчал на Маргарет, когда та возвращалась со своей новой работы в кооперативе, где у нее появились друзья, в том числе и Териз, ставшая в конце концов ее новой спутницей жизни. Логан брал регистрационные анкеты для поступления на юридический факультет, но вместо того, чтобы заполнять их, молча сидел и смотрел, как Фрейя делает уроки на другой стороне обеденного стола. При разводе один из немногих пунктов, по которым ее родители пришли к соглашению, заключался в том, что Фрейя останется с Маргарет. Она почувствовала себя жестоко обманутой: больше не разъезжать с отцом, путешествуя по миру! И конечно же, ей легче всего было найти причину своей растущей непопулярности среди соучеников в новом образе жизни Маргарет. Ведь только уже поступив в колледж, она смогла рассказать новым знакомым, и в том числе Питеру, о любовнице своей матери и не получить в ответ осуждение, распространявшееся на нее саму.
Она вспомнила, как, проходя два дня назад мимо кабинета Питера, услышала его слова:
— Художники обычно объективизируют своих натурщиц, но чем дольше я смотрю на его полотна, тем больше мне кажется, что Риис впадал в крайность.
Питер снова изучал картины и призывал Фрейю подойти к нему.
— Она для него всего лишь элемент композиции. Он заставляет ее принимать позы, которые не имеют ничего общего с тем, что сделал бы реальный человек. Сажает ее в кресло вот так, загораживая дверной проем, или ставит лицом к стене. Это почти бесчеловечно. Какова же была их совместная жизнь?
Фрейя вошла взглянуть. Действительно, искривленные дверные проемы казались живыми; солнечные лучи почти вибрировали, прорезая облачка мелкой пыли, висевшие в воздухе комнаты. Неужели эти природные формы и вправду выглядят более одушевленными, чем неподвижная фигура в черном одеянии? Ткань платья была более светлой в складках, где на нее падал свет. Бледная кожа на затылке женщины, над воротником, усиливала контраст картины, так и называвшейся: «Интерьер с фигурой».
Фрейя почувствовала, что обязана вступиться за любимого художника Алстедов.
— Но разве его цель не изучение света и форм?.. — начала она, имея в виду, что главным на картинах были прямоугольные плоскости — окна, полы, стеновые панели, дверные проемы, — которые обрамляли центр полотна вне зависимости от того, находилась в нем фигура или нет. — Разве это не именно то, чего добивался Риис? Когда художник приходит к такому видению, все, что он рисует, становится для него геометрическим объектом. По определению.
Питер смотрел на нее скептически.
— Эти идеи… ты взяла их у Холдена. Я прав?
— У кого?
Фрейя была возмущена. Неужели Питер считает, что она может разобраться в существе вопроса, только если прочитает об этом где-то?
— А, ну ладно. Все же тебе стоит на это взглянуть. У меня где-то здесь есть копия.
Он порылся в двух ящиках, после чего вручил ей стопку скрепленных степлером страниц.
— Я давно его не перечитывал. Исследование было опубликовано несколько лет назад. И Холден упустил некоторые ключевые аспекты, касающиеся Рииса. Но это источник, на который все ссылаются, решающее слово о художнике. Я уловил, что идеи, изложенные в нем, совпадают со сказанным тобою сейчас. По мнению Холдена, творчество Рииса — прообраз абстрактного экспрессионизма. Из-за этого его геометрического фокуса. Я знаю, у нас в офисе есть еще одна копия. Так что можешь взять эту себе.
Воодушевление придало голосу Питера те интонации, которых ему так не хватало, когда они поддразнивали друг друга. Фрейя постаралась не выдать своего волнения, когда его пальцы ненадолго задержались на ее запястье.
— Спасибо.
Она держала страницы в руках, не зная, как поступить, затем положила их на пустой стол мистера Алстеда. Ее не прельщало тратить время на какое-то научное исследование стиля Рииса. Но Фрейя прекрасно понимала: статью Холдена ей прочитать все-таки придется, причем очень внимательно, если она хочет показать Питеру достаточную заинтересованность его работой и выяснить, что же он скрывает.
На столе лежала папка из манильской бумаги с потертыми краями. Обычно Питер держал ее в своем портфеле, но они поздно вернулись, проведя долгий день в библиотеке, и он пробыл в доме всего несколько минут — ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы отклонить ее предложение.
По возвращении из библиотеки Фрейя обнаружила в прихожей оставленное Софией послание, в котором та сообщала, что уходит к подруге на чашечку чая. Узнав из записки, что хозяйка не вернется в ближайшие два-три часа, Фрейя предложила Питеру сходить выпить чего-нибудь в пабе неподалеку, на главной улице в квартале от станции метро. Подошел к концу трудный день, проведенный в изучении документов, и теперь ей вспомнилась прекрасная английская традиция заглядывать после работы в паб. Когда-то это был их с Питером пятничный ритуал. Сидя в темных прокуренных помещениях перед высокими пивными бокалами, наполненными золотистой жидкостью, они могли расслабиться после того, как всю неделю напряженно работали под пристальным взглядом Мартина. Поначалу Питер практически заставлял Фрейю идти туда, говоря, что ей «нужно немного развеяться». И был прав. Она радовалась возможности проводить с ним время вне работы в галерее, пусть даже после нескольких пинт, которые Питер выпивал, ей неизбежно приходилось выслушивать долгие восхваления или, наоборот, поношения в адрес девушки, с которой он на тот момент встречался. Намного больше удовольствия Фрейя получала от более давних разговоров, когда они насмехались над американскими одноклассниками, никогда не бывавшими за границей, строили догадки о личной жизни персонала галереи и обсуждали проект, над которым в то время работали.