— Нет, дневник тут ни при чем. Это связано с Бухарестом и с тем румыном, с которым подружился Йон. Я упоминала об этом. Не знаю, помнишь ли ты его. Он работал водителем в нашем посольстве. Это из-за него мы уехали.
— Так это из-за него! Из-за того румынского шофера! — произнесла Фрейя, чувствуя, как груз сваливается с ее плеч.
Для девушки было непередаваемым облегчением узнать, что все-таки это не из-за ее отца.
— Да. Он был агентом тайной полиции. Они устроили ловушку. Но это еще не все. Легенда Михая заключалась в том, что он якобы хотел бежать на Запад. Он был некоторым образом связан с миром искусства, на чем и играл, разговаривая с моим мужем.
Фрейя молчала, и София продолжила:
— Знаю, я слишком много говорю о нем; просто это бередит старые раны. Но до настоящего времени именно он и был источником моих сомнений. Этот Михай всегда вызывал у меня подозрения, я с самого начала чувствовала: Йона используют. После того как он предал моего мужа и мы были вынуждены уехать, у меня начала закрадываться мысль, что, имея доступ в наш дом и пользуясь нашим доверием, Михай мог подменить одну или несколько картин фальшивками, изготовленными его дружками-художниками, у него было достаточно для этого времени. Затем он мог продать оригиналы на черном рынке или обменять их на политические льготы. Теперь тебе известна еще одна причина, по которой я не могла пройти через все это в одиночку. Я ужасно боялась, вдруг в результате проведенной галереей экспертизы выяснится, что некоторые или даже все картины — ничего не стоящие подделки.
— Но разве мистер Алстед не заметил бы сразу? Если бы что-то подобное случилось, если бы их действительно подменили фальшивками?
— В том-то все и дело. Йон как-то обмолвился, что картины выглядят иначе. Словно они каким-то образом изменились. Конечно, в то время он был поглощен другими мыслями и вдобавок очень занят своей дипломатической работой. И вообще мой муж был очень доверчивым человеком.
Она вышла из дома, когда жара еще не успела обрести полную силу и захлестнуть улицы. Транспорта на улицах было по-прежнему много, но основной поток уже схлынул. Фрейя села в автобус, взобралась на верхний ярус и поехала на окраину города, сверху разглядывая яркие рекламные щиты, все более замусоренные улицы и скопления автомобилей. Наконец она поднялась со своего сиденья и спустилась вниз, чтобы сойти у парка Кристал-Пэлас.
Но уже несколько минут спустя, с досадой резко сложив присланную отцом карту, Фрейя двинулась в направлении, которое, как ей казалось, должно было вести к Чайному лабиринту. Поездка к городской окраине заняла несколько часов. Если — а все свидетельствовало именно об этом — Логан Мур по-прежнему предпочитал проводить свои игры в ненаблюдаемых местах, тогда неудивительно, что ему нравились эти пострадавшие от огня и времени вековые руины с огромными крылатыми сфинксами, охраняющими ведущую в никуда лестницу, и расставленными среди тропинок странными старомодными статуями доисторических зверей.
Лабиринт не был образцовым примером фигурной садовой стрижки. Многие годы неспортивные посетители обманом прокладывали себе дорогу в центр, напролом продираясь сквозь живую изгородь и стирая различия между честными и нечестными путями, что в результате привело к появлению лишних ходов. Живая изгородь под серым небом росла буйно и беспорядочно. Ответственные органы, будь то муниципалитет или служащие королевского парка, не трудились регулярно ее подстригать. В этот день лабиринт был безлюден, и только несколько белок прошмыгнули у Фрейи под ногами, пока она шла по направлению к центру.
Она нашла Логана сидящим на одинокой скамейке. Его спина была так же пряма, как трость, на которую он опирался. Отец напомнил ей солдата в карауле.
— Сначала он был из железного дерева, теперь — из тиса, — произнес Логан, оторвав трость на несколько сантиметров от земли в знак приветствия. — Т-и-с, — произнес он по буквам в ответ на непонимающий взгляд дочери. — Не такой ухоженный, как Хэмптон-Кортский лабиринт, это да, но тут нет платы за вход, не говоря уже о толпах иностранных туристов.
Фрейя уселась рядом с отцом — единственное место, куда можно было сесть, хотя она бы предпочла видеть его лицо прямо перед собой.
— Насчет картин Рииса… Тебе известно о них что-то такое, о чем ты не рассказал?
— Эти картины никогда меня не интересовали, — смущенно помотал головой Логан. — Такие громоздкие вещи только мешают быстро сматываться в случае чего. Алстед говорил, они достались ему от деда, когда он был еще мальчишкой. Вот и все. А что с ними?
— Их все еще собираются продавать.
Она хмуро смотрела на груды валяющихся листьев и веток.
— Мы нашли дневник…
— Алстеда?
От волнения его голос стал на тон выше, а брови взлетели вверх.
— Видел бы ты свое лицо.
Несколько лет назад Фрейя приняла решение относиться к родителям с пренебрежением, но время от времени все еще ловила себя на том, что играет в хорошую девочку.
— Нет, это не его дневник. Этот намного старее. Ему сто лет. Он пришел по почте, когда они были в Бухаресте. Ты что-нибудь помнишь об этом?
Логан небрежно пожал плечами. Как только он узнал, что дневник не принадлежал Йону Алстеду, его внимание тут же переключилось обратно на кончик трости.
— София не хотела показывать его Питеру, — попыталась Фрейя заинтересовать отца снова.
Услышав это имя, Логан поднял глаза.
— Это тот парень, арт-дилер?
— Ага.
— Ты говорила, он что-то скрывает.
— Это я уже выяснила. Использовала свой природный шарм, как ты советовал.
Фрейя начинала уставать от того, что он все время ее перебивает. Она попыталась еще раз:
— Питер должен постараться повысить интерес к Риису перед аукционом. Поэтому я убедила Софию разрешить ему поработать с дневником, ведь эти личные записи велись как раз в тот год, когда Риис перестал использовать свою жену в качестве натурщицы. София убеждена, что это произошло, когда они завели ребенка.
В парке было тихо, если не считать далеких детских голосов, доносившихся с площадки для игр, и еле слышного шелеста веток. Логан стучал тростью по земле, заставляя муравьев ползать все быстрее и быстрее. Если ему так скучно, он мог снова спросить о Питере. Фрейя вскочила со скамейки, чувствуя необходимость что-то предпринять, а не просто спокойно сидеть. Она подняла с земли ветку и швырнула ее за изгородь.
— Я хотела спросить еще кое о чем, — сказала девушка и украдкой посмотрела на фигуру отца, освещенную длинными косыми лучами солнца. — Помнишь водителя Алстедов?
— Водителя?
Логан заерзал на скамейке. Но он знал, что она спросит. Именно поэтому и настоял, чтобы они встретились в более или менее безопасном месте. Он потер подбородок.
— Если ты имеешь в виду того, которого звали Михаем, то помню. Когда они только приехали, у них был другой водитель; о нем я не знаю ничего, даже имени. Он проработал всего несколько месяцев, а когда заболел, ему на замену прислали Михая, которым Алстед заинтересовался, как только тот сказал, что хочет изучать искусство.
— Когда?
Логан бросил на нее насмешливый взгляд.
— Что значит «когда»? Когда он стал их водителем. Они уже пробыли там несколько месяцев.
— Но он был подослан румынским правительством?
— Простая пешка, разумеется. В его обязанности входило сообщать обо всем, что видел. Но вопрос в том, действительно он состоял на службе в Секуритате или его просто использовали как информатора. Я точно знаю, что дядя Михая, тот самый, который и устроил его на работу водителем, был кадровым сотрудником этой тайной полиции. Парню пришлось бросить университет, когда его научного руководителя арестовали, и дядюшка нашел ему новое местечко. Этот дядя, о нем лучше не спрашивай, был полковником Секуритате. Слухи распространялись, люди предупреждали друг друга вот так, — Логан приложил два выпрямленных пальца к плечу, как любой играющий в шарады изобразил бы погоны на форме, — чтобы микрофоны ничего не засекли. Сам Михай — не знаю. Но ты права. Ему в любом случае было приказано следить за Алстедом.