И ничему не научился! Если бы я мог уговорить Клинур, чтобы она меня вдохновила, ввела в таинственный мир снов, — я бы согласился на любой кошмар…
Да нет, что я говорю, принял бы его с радостью, если бы благодаря этому смог создать совершенную поэму!
Кейн наморщил лоб. Собственно говоря, они были слишком похожи с Опиросом, чтобы он стал отговаривать поэта от подобного опыта, тем не менее…
— Конечно, решать тебе. Но я хочу, чтобы ты хорошо понимал, чем рискуешь, оказавшись за порогом сна. В сущности это будет не сон. Ты окажешься в объятиях Клинур и не сможешь вырваться из круга ночных кошмаров. Безумие будет продолжаться и продолжаться. К примеру: ты упадешь во сне — и проснешься в момент падения…
— О Боже, — прошептал Опирос. — Ты думаешь, что Амдерин…
— Это лишь одно из предположений. Мы не можем даже представить себе все опасности…
По таверне прокатилась волна шума. Толпа у игорного стола заволновалась.
Послышались гневные крики. Кто-то протестовал, выказывал недовольство, кто-то выкрикивал поздравления… Когда толпа немного рассеялась, показалась коренастая фигура Эбероса. Впереди шел светловолосый невольник-вальданец. Его широкие плечи сгибались под тяжестью туго набитого кожаного мешка.
На раскрасневшемся лице Эбероса заиграла улыбка.
— Я выиграл! — заявил он. — Ни у кого нет уже ни золота, ни храбрости, чтобы играть со мной. — Небрежным движением он высыпал на стол горсть золота. — Вот твоя сотня, а вот еще одна, как я и обещал. И впредь не торопись оскорблять человека… Отдавай статуэтку.
Звуки свирели неожиданно смолкли. Эберос наткнулся на ледяной взгляд Кейна, и его радостное настроение мгновенно улетучилось.
Не глядя на золото, Кейн придвинул его к ученику алхимика.
— Ты мне ничего не должен, — пояснил он. — Я решил оставить фигурку себе. Я уже заплатил тебе.
На победоносно-радостное лицо Эбероса легла тень озабоченности.
— Я же не продавал ее тебе! Это была лишь дополнительная гарантия. Я выполнил свое обязательство, Кейн. Вот сто золотых, как и договаривались. Ну а теперь мне нужна статуэтка. — Он протянул руку к фигурке из оникса, лежавшей перед Опиросом.
— Я бы этого не делал, — посоветовал Кейн.
Эберос сжал кулаки, встревоженный и рассерженный. И все-таки он не решился взять статуэтку.
— Я должен вернуть ее обратно, прежде чем Даматист заметит пропажу, — объяснил он.
— Ну что ж, ты просто скажешь своему хозяину то, что сказал бы, если бы проиграл деньги, которые я тебе дал, — предложил Кейн без малейшего сочувствия. — И раз уж ты теперь богат, почему бы тебе не проверить — может, какой-нибудь город на юге нуждается в алхимике?
— Хорошо, я дам за нее двести монет.
Кейн покачал головой, высокомерно улыбаясь.
— Двести пятьдесят… и не больше!
— А раньше ТЫ заявлял, что она бесценна…
— Черт! Ну назови свою цену! Я не хочу ссориться с Даматистом.
— Мой гнев может оказаться страшнее, — предупредил Кейн.
На толстой шее взбешенного Эбероса вздулись вены. Он потянулся к мечу.
Стоящий за его спиной вальданец испуганно отодвинул мешки с золотом. Вебр и Хайган не спеша приблизились и встали по обе стороны Кейна. На их грубых лицах играли издевательские усмешки. Левардос встал, ничуть не изменившись в лице. Не спеша приблизились остальные люди Кейна. Приземистый Станчек отдал какие-то инструкции своему помощнику, а потом тот направился к двери и стал ее запирать.
Кейн взял статуэтку со стола и начал перекатывать ее на ладони. Он усмехался с глумящимся видом. Смерть читалась в его взгляде. Эберос понял, что она кружит где-то поблизости.