Мы с Голубем плыли совсем близко. Ещё чуть-чуть, и мы прикоснемся пальцами. На секунду мне захотелось, чтобы это произошло. Но тогда мы оба исчезнем...
Я закрыла глаза, уставшие от яркости. Ритмичное качание действовало успокаивающе, я словно проваливалась в прохладный омут, словно нежилась в мягкой шерстке огромного зверя, словно лежала на ковре водорослей, и ил мне служил подушкой, скат - одеялом, а рыбы фонарями.
Королевская
Мы встали в ряд, подойдя к краю заледенелой скалы. Ветер дул мне в лицо, заставляя глаза слезиться, нос щипало. Мы смотрели вперед, вглядываясь в линию горизонта - черные воды, сливающиеся с серебристыми мерцающими небесами. Я чувствовала себя Сольвейг, ждущей Пергюнта, Пенелопой, ждущей Одиссея. Только вот Голубь был рядом, стоит протянуть руку, и я коснусь его.
Мы каждый день сюда приходили и стояли, вглядываясь в горизонт. Несуществующий, подобно остававшейся в саду Февраль, говорил, что корабль не приплывет.
- Грань не заберет нас, Королева, - говорил он, качая головой, - Не верь глупым сказкам. Мы останемся здесь и превратимся в ледяные статуи.
- Он приплывет, - отвечала Королева, - Он обязательно приплывет. Ждите Вечной ночи.
- Зимнее солнцестояние? - сощурился зеленоволосый, - До него же долго...
- Не так уж и долго, - пожал плечами Голубь.
Снежный ноябрь сменился тихим декабрем. Голубоватые сумерки, белый снег, плавно опускающийся на заснувшуюся землю, хмурые деревья. Но если прорыть поглубже, можно увидеть завявшую траву и красные листья.
Вокруг, в Прихожей была всегда зима. Мы играли в снежки, строили снежную крепость, лепили снеговиков, а потом Королева приносила нам венки и гирлянды.
- Всегда хотел научиться делать ледяные статуи, - говорил Голубь.
- Только весной они растают, - бросил Несуществующий, - И от них останется талая вода и грязь. Разве это красиво?
- Тем и красиво, что недолговечно, - ответил Голубь.
С одной стороны был сад - оазис в снежной пустыне, с возвышающимися над забором кронами деревьев и цветущими кустами, летающими птицами, спелыми фректами и брызгами фонтана. Сад, в котором в тени куста сирени дремала Февраль.
С другой стороны было море, бескрайнее и негостеприимное, настоящее северное море. К нему вел заснеженный утес, о который бились волны, превращаясь в белую пену.
- Глядите-ка! - ошеломленно сказала я.
Мальчишки разом обернулись. Вдоль утеса шла Королева, уверенно переставляя ноги, обутые в старинные башмаки. Кружевное платье и длинные волосы развевал ветер, тонкой рукой она держала шляпу, чтобы её не сорвал ветер. Несмотря на щуплую фигурку маленькой девочки, она держалась горделиво и уверенно, и в неё чувствовалась сила - ни дать, ни взять, настоящая Королева. Теперь я понимала, что она действительно достойна ей быть.
- Ну и что тут такого? - хмыкнул Несуществующий, - Ну захотелось ей пройтись... Поразмышлять о жизни...
- На неё иногда находит, - поддержал его Голубь.
- Что-то тут не так, - задумчиво сказал Вечность, - Она какая-то грустная.
Королева шла, опустив голову, руки её безвольно болтались. Она остановилась, повернувшись к морю. Ветер подул ещё сильнее, приподняв её юбку. И запела...
Тюлени морские - это стражи мои,
И рыбы мне путь освещают.
Дельфины - моя верная конница,
Изумрудные водоросли путь устилают.
Простынёю моей служит песок,
И волны поют колыбель,
Скат накрывает собой - моё одеяло.
Океанское дно - моя родная постель.
- Я никогда не слышал, чтобы она пела, - недоуменно сказал Голубь, - Видимо, она из тех, кто не поёт попусту.
- Песня буревестника, - сказал Вечность, - Песня, приносящая гибель.
- Только кому? - фыркнул Несуществующий.
- Опять ты за своё, Вечный, - вздохнул Голубь, - Королева не плохая... Когда-нибудь ты это поймёшь.
У горизонта показался дельфин. Он выпрыгнул среди пены и брызг, и быстро нырнул, оставив после себя круги на воде.
- Ого! - сказал Вечность, - Тут разве должна быть живность?
- Сейчас она отдаст свою кровь, - сказал Несуществующий, - Красные капли попадут в воду. вода зашипит и взбурлится, образуется пена и поднимется шторм. И Королева исчезнет в морской пучине, и только шляпа с белой розой будет плавать на поверхности.
- Да ну тебя, - фыркнула я, - Не пугай так. Аж жуть берет от твоих россказней.