Каи окружен в Лувре великолепными каменными скульптурами. Вот одна из них. Это супружеская пара. Женщина стоит около мужа и обнимает его за плечо. Сопротивляясь времени и тлену, супруги проносят свою любовь через тысячелетия. Такие группы исполнялись и в дереве. Во втором этаже Лувра, например, можно увидеть скульптуру из темного дерева. Муж идет впереди, а за ним, держась за руку, следует жена, фигурка которой значительно меньше по размерам. В том же зале экспонируется и знаменитая голова из коллекции Сальта, бывшего генеральным консулом в Египте. По остроте индивидуальной характеристики она не уступает писцу Каи. Перед нами образ человека сильного, слегка аскетического, с ввалившимися щеками, крупным носом и несколько удлиненной формой головы.
Все рассмотренные нами скульптуры относятся к эпохе Древнего царства (XXXII-XXIV века до н. э.), когда в долине Нила возникло мощное рабовладельческое государство. Наряду с Двуречьем Египет был наиболее передовой страной тогдашнего мира. К концу III тысячелетия, однако, Египет распался на отдельные области, что привело к кризису экономики и культуры. Новый подъем страны наблюдался затем дважды: в период Среднего царства (XXI-XVII века до н.э.) и Нового царства (XVI-XII века до н. э.).
Голова, украшавшая арфу. XVI-XV вв. до н. э.
Мастера Среднего царства вначале следовали образцам древности. Но повторение старых форм в новых условиях привело к их схематизации. Возрождение искусства началось не в столице, а в местных центрах. Коллекция произведений эпохи Среднего царства в Лувре уступает коллекции Древнего царства. Из скульптур этой поры особенно запоминается статуэтка девушки (XXI век до н. э.), несущей сосуд с жертвенными возлияниями и коробку с дарами. Статуэтка исполнена из дерева и раскрашена. Тонкая ткань облегает фигуру, на шее красуется ожерелье. Жизненность и простота сочетаются с поисками изящества.
Время Нового царства было периодом дальнейшего подъема египетской культуры. Сооружаются грандиозные храмы в Луксоре и Карнаке, создаются колоссы Мемнона и Рамзеса, появляются удивительные росписи фиванских гробниц. В городе Тель- Амарна развивается утонченное и изысканное искусство, оставившее потомкам пленительные портреты Нефертити. Лувр обладает первоклассными памятниками эпохи. Полон нежности, тонкой одухотворенности барельеф с изображением царя Сети I перед богиней Хатор. Как бы возвращает нас в эпоху Древнего царства величавая статуя визиря царицы Хатшепсут. Несколько сфинксов, поставленных друг за другом, дают представление о скульптурных аллеях, подводивших некогда ко дворцам. Но особенно интересна мелкая пластика Нового царства, выставленная во втором этаже: деревянная ложечка длиной в 30 сантиметров, прелестная головка из голубовато-синего стекла, не превышающая 8 сантиметров, голова из дерева, украшавшая некогда арфу. Во всех этих разных по назначению и материалу вещах поражает монументальность и лаконизм изобразительного языка. Тут уже действительно вспоминаешь слова русской пословицы «мал золотник, да дорог». Вытянутая шея, выступающий подбородок, крупные губы, прямой нос, миндалевидный разрез глаз, низкий покатый лоб, переходящий в черную, блестящую массу волос, ниспадающую до самой шеи и как бы возвращающую взгляд зрителя обратно, к отправной точке его «путешествия» по лицу человека,- такова небольшая (20 см) деревянная голова тель- амарнской школы. Только основное, никаких деталей – и какая выразительность образа, аскетического, болезненного и в то же время устремленного вперед! Головка из синего стекла до сих пор хранит секреты древнего мастера – как он сумел сочетать голубоватый тон кожи с интенсивной окраской парика? Не от соединения ли двух тонов усиливается ощущение нежности детски округлого лица, переданного так же обобщенно, как в многометровой статуе? Удивительно умели египтяне быть величавыми даже в самом малом!
С XI века до н. э. Египет вступает в полосу упадка. В условиях почти не прекращающихся войн, внутренних распрей оскудевает земледелие и торговля, Не строятся больше огромные архитектурные комплексы, рельефы повторяют образцы Нового царства, дорогой камень заменяется более дешевой бронзой. Виртуозная передача одежды, украшений, обращение к инкрустации не могут возместить утрату монументальности. Такова статуя ливийской царицы Каромамы (около 860 года до н. э.).
Западноевропейская скульптура XII-XVIII веков. Начиная со средневековья скульптура в Лувре показывается отдельно от живописи. Это нарушает целостное представление об искусстве той или иной эпохи, однако имеет свое оправдание. Зрителю не приходится переходить от одного вида искусства к другому, пользующемуся иными приемами и средствами. Сосредоточив внимание только на скульптуре, зритель легче улавливает эволюцию стилей, почерк ваятеля.
Скульптура находится в галерее первого этажа, вытянувшейся вдоль Сены, и в примыкающем к ней павильоне, построенном в годы Второй империи. Только один зал Гудона «затерялся» во втором этаже среди мебели и ковров.
Средневековая пластика в Лувре не производит такого сильного впечатления, как египетская или греческая. Для того чтобы проникнуться очарованием средневековья, гораздо лучше в том же Париже посетить Сент-Шапель, Сен-Жермен де Пре или Нотр- Дам, где скульптура выступает в органическом единстве с архитектурой и живописью. Кроме того, есть в Париже музей средневекового искусства – Клюни, музей слепков. А в Лувре можно найти лишь небольшие фигурки святых или ангелов, дающие весьма «отдаленное представление о скульптурных симфониях Шартрского или Реймского соборов. По мере приближения к эпохе Ренессанса луврское собрание становится богаче и разнообразнее. К концу XIV века относятся, например, выразительные портретные статуи Карла V и его жены Жанны Бурбонской, изображенных в виде святых Людовика и Маргариты. Признаки святости, идеализация отсутствуют в этих реалистических произведениях. На зрителя смотрят конкретные люди со всеми присущими им особенностями, легкие скользящие улыбки придают лицам мягкость, человечность.
Большой эмоциональной выразительности достигает бургундский мастер XV века, создавший надгробие Филиппа По. Сейчас разве что специалисты-историки вспоминают бургундского феодала Филиппа По, но его имя навсегда вошло в историю искусств благодаря таланту ваятеля. Запоминается не столько Филипп По, лежащий в полном боевом снаряжении на каменной плите, сколько поддерживающие эту плиту плакальщики. Их восемь, по четыре с каждой стороны. Они застыли в скорбном оцепенении. Тела едва угадываются за траурными одеждами, ложащимися на землю тяжелыми, ломкими складками. Лица почти не видны за низко опущенными капюшонами. В наклонах голов, жестах рук есть элементы театральности, которые придают сцене величественность и торжественность.
Надгробие Филиппа По. XV в.
Черты ренессансного мировоззрения с каждым годом все отчетливее проявлялись во всех жанрах французской скульптуры – в портретных бюстах, надгробиях, статуях. В этом легко убедиться, взглянув на произведения Мишеля Коломба (1430/31 – 1512), работавшего в Туре. Ваятель находит жизненные характеристики, помогающие воплотить новое гуманистическое представление о человеке. Он нередко использует мотивы итальянского Возрождения, но преломляет их по-своему (наиболее известной работой Коломба в Лувре считается рельеф «Битва св. Георгия с драконом»). Традиции Коломба продолжают крупнейшие французские скульпторы XVI века: Пьер Бонтан (1507 – около 1550), Лижье-Ришье (около 1500-1567), Жан Гужон (около 1510-1566/68), Жермен Пилон (1535-1590). Уроженец Лотарингии Лижье-Ришье, стремясь противостоять итальянскому влиянию, обратился к готическому наследию. Но, используя отдельные образы и приемы прошлого, скульптор насыщал свои работы такой страстной верой в силу человека, которая была незнакома средневековым мастерам и могла возникнуть только в эпоху Возрождения.
Иначе чем Лижье-Ришье отнеслись к итальянскому влиянию Жан Гужон и Жермен Пилон. Они не отмахивались от него, а своеобразно переплетали итальянизмы с французской традицией, создавая некий новый художественный сплав. О произведениях Гужона мы уже упоминали, рассказывая о фасаде Лувра и зале Кариатид. Современники сравнивали Гужона с Фидием, утверждая, что в его руках оживает мрамор. Действительно, подвижное жизнерадостное искусство Гужона является истинным детищем французского Возрождения. Ваятель влюблен в тело человека, не прикрытое тяжелыми доспехами или монашеским одеянием. В статуе Дианы (1558-1559) он прославляет его красоту. Исследователи спорят об авторстве статуи; высказываются разные мнения и о прототипе Дианы (существует предположение, что скульптор изобразил Диану де Пуатье, фаворитку Генриха II), но, как бы там ни было, статуя богини-охотницы остается одним из лучших образцов французской пластики XVI века. Гужону бесспорно принадлежат выставленные в Лувре рельефы с фонтана Невинных (1547-1549), построенного Леско. Несколько манерные нимфы, тритоны и нереиды резвятся в воде. Легкие ткани, облегающие фигуры тонкой паутиной складок, усиливают ощущение музыкальности, подчеркивают ритмическое начало.